Режиссер социального кино Татьяна Хомутова – о гранях любви и покалеченном обществе

Посвящение другу

- Татьяна Ивановна…

- Просто Татьяна! У меня, конечно, есть дочь, и даже внучка в следующем году защитит диплом, но я - Татьяна. Без Ивановны! Я философски отношусь к возрасту, называя пенсионеров не старыми, а пожившими (смеется). И, простите, перебью сразу, прежде хочу рассказать историю. На одном кинофестивале социального фильма, кстати, тоже в Югре, у меня брала интервью одна девушка. Первый ее вопрос был: «О чем ваш фильм?». Я отказалась разговаривать с ней, попросив посмотреть картину самостоятельно. Но это так, предисловие (смеется).

- Меня больше интересует другое, фильм мы после просмотра обсудим вместе со зрителями. Почему все свои работы вы снимаете самостоятельно, без помощи операторов, монтажеров, ассистентов?

- Снимать я начала после того, как от онкологии умер мой оператор Владик Морозов. Это был гениальный человек. У меня всегда было и есть особое отношение к оператору. Когда говорят, что кино держится на режиссере, я не соглашаюсь. Любое кино - это прежде всего операторская работа. Я всегда относилась к своим операторам с большим уважением. Но взаимопонимания с другими операторами у меня не было. А так как Владик меня готовил к тому, что его не станет, я еще при нем начала снимать. И половина моих фильмов, снятых на пленку, - это фильмы, которые снимала я, хотя оператором титровался Владислав Морозов. Да и сейчас каждое кино, которое я начинаю делать, - это посвящение ему, это послание: «Владик, я тебя помню!». Он меня никогда не хвалил, а только говорил: «Нормально». И с тех пор, как он ушел из жизни, я тоже терпеть не могу восклицательных знаков, если вы понимаете, о чем я…

Лучшее путешествие

- Вы всегда снимаете исключительно социальное кино?

- Нет, у меня разные картины. Я, например, ездила в Тибет, я очень люблю изучать религии, хотя человек нерелигиозный. Я знаю, что такое буддизм, иудаизм, католицизм и, конечно, христианство, потому как я крещеный человек. А вообще, все мое кино о любви - о ее поисках, сущности, значимости. Сейчас, с высоты своего опыта и возраста, я могу точно сказать, что любовь - это самое важное в нашей жизни, ведь остальное можно купить и заработать.

- А в Тибет вы как попали? За свои средства или снимали при поддержке государства?

- Появился в Санкт-Петербурге богатый человек, который захотел поехать в Тибет. Но при этом захотел, чтобы его там запечатлели на видео. И ему порекомендовали меня как опытного оператора-постановщика. Я его там, естественно, не сняла (смеется). К слову, в то время я только оправилась после инфаркта. Меня тогда отговаривал мой кардиолог от поездки, настаивая: «Ни в коем случае! Там же высота 7300 метров, это просто смертельно опасно для сердечника!». Но я не послушала и поехала. И, надо сказать, чувствовала себя лучше, чем вся моя съемочная группа. А в группе были я, продюсер и переводчик с китайского языка. Это было одно из лучших моих путешествий…

«Первую картину – «И наступил день восьмой» – я снимала в Александровском психоневрологическом интернате. Тогда я поняла, что снимать надо не о душевнобольных, а о нас – таких же душевнобольных людях, которые смогли пережить эти страшные лихие 90-е годы. Фильм, надо сказать, был запрещен к показу»

Название - со смыслом

- Где берете темы для своего кино?

- Сама не знаю, как они у меня рождаются. Сначала у меня появляется название. Если вы проанализируете все их, не глядя мои фильмы, то поймете, что они говорящие. Это то, что я думаю. А уже после ищу историю. Если честно, то истории меня находят сами.

- Судя по названию, «Когда закончится дождь…» - это кино про одиночество?

- О любви и не любви, скорее. Есть два чувства, которые определяют состояние человека. И они очень явно прослеживаются в фильме. Съемки происходили в психоневрологическом интернате Санкт-Петербурга. Кадры действительно эксклюзивные, потому что никого из СМИ туда не допустили. Было много барьеров - мне и камеру ломали, и запрещали снимать, но фильм состоялся. Я попала туда как раз в тот момент, когда постояльцев перевозили из этого здания в новое. Там все разрушено, люди собирались буквально впопыхах, потому что предупредили практически всех за несколько дней. Но это не самое важное. Важно то, какие это люди, как они живут, почему они попали в это место.

- Почему вы решили снимать фильм именно о душевнобольных?

- Я считаю, что моя родословная дает мне право делать такое кино и иметь свое слово. Отец моей бабушки (а они были графского рода) был уничтожен большевиками. Дедушку убили крестьяне, хотя он давал им работу и возможность жить. Его сына сослали в Освенцим, другой сын погиб, защищая Ленинград, еще один дошел до Берлина, позже был сослан в Казахстан, как и сама бабушка. Младшей дочерью была моя мама. Ее жизнь тоже побила - она не сразу смогла получить образование. Надо сказать, это не первая моя работа о таких людях. Первую картину - «И наступил день восьмой» - я снимала в Александровском психоневрологическом интернате. Тогда я поняла, что снимать надо не о душевнобольных, а о нас - таких же душевнобольных людях, которые смогли пережить эти страшные лихие 90-е годы. Фильм, надо сказать, был запрещен к показу. Я тогда работала на Центральном телевидении. Он до сих пор хранится в «Золотом фонде России», но доступа к нему нет до сих пор. Эта тема меня всегда волновала. Я считаю, что, когда человек лишается понимания действительности, это очень непросто для всех окружающих его.

Намоленный интернат

- То есть найти этот фильм в открытом доступе нельзя до сих пор?

- Нет, как и все остальные мои картины. Более того, когда в сеть выложили две мои картины, я заявила авторский протест, потребовав изъять их из интернета. Я не очень доверяю интернет-мнению, гораздо больше я доверяю живому общению со зрителем и прямой связи с ним. Я сейчас работаю над своим сайтом, чтобы наконец выкладывать и свои фильмы, и фотографии (а я очень люблю фотоискусство, и занимаюсь им не менее серьезно, чем кино), и свое мнение, чтобы мое творчество могли видеть те, кто хочет это видеть. Кто вменяем, хотя я часто снимаю фильмы о невменяемых. Вот такой парадокс.

- Раз фильм «Когда закончится дождь…» документальный, поделитесь, что с постояльцами психоневрологического интерната стало после переезда в новое помещение?

- Это была сложная ситуация для них. Кто-то смог это пережить, кто-то уже ушел из жизни. Но лучше им не стало. Это как с церковью - в намоленных церквях, хотя они и старые, всегда лучше. А в данном случае оно было намолено слезами. Лучше им будет только в одном случае: если их дети и родные согласятся с их состоянием и возьмут их к себе. Но этого не будет никогда. Мы с этими людьми стали практически родными. Я помню каждого поименно, приезжаю на все праздники, поздравляю каждого с днем рождения. И они помнят меня и всегда очень ждут в гости. А старое здание ПНИ продано под бизнес-центр…