«Мой жизненный закат прекрасен»

Что хранят архивы
Сколько бы лет и десятилетий ни прошло, главные нефтяные и газовые открытия всегда будут связаны с Иваном Михайловичем Губкиным, основателем нефтяной геологии в нашей стране. История геологического поиска, открытий и освоения богатств Сибири без губкинского предвидения, наверное, была бы иной. Неслучайно в Музее геологии, нефти и газа в Ханты-Мансийске хранятся документальные свидетельства вклада ученого в освоение западносибирских недр. 
Научные открытия Губкина столь же масштабны, как и личность самого ученого, крестьянского парня из Владимирской губернии, пришедшего в геологию в 40 лет и сумевшего стать в ней ученым номер один.
О Губкине изданы книги и десятки статей. Но мало кто знает, что ученый написал автобиографию, вероятно, чтобы будущие биографы не исказили в своих вольных трактовках линию судьбы. Автобиография, написанная ярким, сочным, литературно безупречным языком, хранится в архиве Российской академии наук. Там же удалось обнаружить неизвестные ранее письма к Варваре Боярской, брак с которой не был зарегистрирован, но жизнь без которой теряла для него всякий смысл. «Всей душою рвусь к тебе», – писал он из каждой экспедиции, в которых проводил месяцы и годы жизни.
Через архивные документы, размытые чернилами строчки проступает судьба человека, одержимого научным поиском и уязвимого своей любовной привязанностью к юной Вареньке и чувством долга перед близкими. Он страстно жил – с той степенью накала, что свойственна людям, одаренным свыше. 
В конце жизни он скажет: «Мой жизненный закат прекрасен».

«Да минует чаша сия…»
Из автобиографии И. М. Губкина:
«…Родился я 9 сентября (по старому стилю) 1871 года в селе Поздняково бывшего Муромского уезда Владимирской губернии, в семье бедного крестьянина.
Отец мой всю жизнь занимался отхожим промыслом. Земли у нас было мало. Одним крестьянством прокормиться было нельзя, поэтому отец ходил на Волгу, в Астрахань, и там работал на рыбных промыслах. Он пользовался большим уважением среди рабочих и одно время был у них артельщиком. Он без записи помнил, когда и где он брал в долг деньги, кому и когда выдавал ту или иную денежную сумму. Уходил он из дома обыкновенно в начале марта, а возвращался около половины ноября».
Вся тяжесть крестьянской работы – пахота, косьба, жнитво – лежала на женской половине семьи. Родители Губкина грамотой не владели. В семье было пятеро детей – две сестры и три брата. «Верховное управление» в семье сосредотачивалось в руках бабушки по отцу – Федосьи Никифоровны. Это была умная и твердая женщина.
«В моей судьбе бабушка Федосья Никифоровна сыграла решающую роль. Тем, что я, как говорится, вышел в люди, я прежде всего обязан ей, а потом уже моему отцу. Она, эта неграмотная женщина, когда мне исполнилось девять лет, настояла, чтобы меня отдали в сельскую школу. Это было в сентябре 1880 года», – написал Губкин в автобиографии.
Школа среди крестьян не пользовалась еще полным признанием, да и Иван боялся ее, как чего-то неизвестного. «Был я в ту пору религиозным мальчишкой и, помню, горячо молился всем святым: «Да минует меня чаша сия». Почему я боялся школы – не знаю».
Но «чаша» не миновала. Вскоре обнаружилось, что Иван выделялся среди своих товарищей-школьников некоторыми повышенными способностями.
Позже мальчик был зачислен воспитанником Киржачской учительской семинарии.
«Директор нашего «монастыря» был настоящим реакционером, установившим для нас самый жестокий и беспросветный режим», – писал будущий академик. 
И все же новые слова, точно струя свежего воздуха, проникали в зловонную атмосферу семинарии. Среди наставников были люди, которые интересовались общественными и политическими вопросами, рассказывали о новых течениях в общественной мысли, новинках литературы… 
«Мы проходили литературу только до Пушкина, – читаем у Губкина. – Да и Пушкин-то преподносился нам в урезанном, обкорнанном виде, а все, что было после Пушкина, вообще считалось запретным плодом. И Тургенев, и Толстой, и в особенности великий сатирик Салтыков-Щедрин, и вся остальная новая литература была для нас запрещена. Даже Достоевского нельзя было читать. Однажды директор застал меня за чтением одной из его книг. Произошел крупный скандал, и я попал в число неблагонадежных элементов».
В 24 года Губкин были зачислен слушателем Петербургского учительского института, затем учительствовал. В 32 года стал студентом Горного института.
«Мне было сорок лет, когда началась моя научная деятельность», – скажет он. «В науку я вошел хозяином», – напишет о себе в автобиографии. И это не было преувеличением.

Прогноз, который сбылся
В 1920–1930-е годы в нефтеносность Западной Сибири мало кто верил. Признанные авторитеты в геологической отрасли – академики Н. С. Шатский и М. А.Усов – отдавали предпочтение Минусинской котловине как более перспективному району.
Академикам возражал Губкин. В 1932 году Иван Михайлович высказал предположение о том, что в Западной Сибири расположена впадина, в которой накапливались благоприятные для образования нефти и газа осадки. Здесь, считал ученый, могут быть найдены промышленные запасы. Губкин сравнивал геологию Сибири с другими сходными по истории развития районами, где нефть и газ уже были найдены. После командировки в США он увидел сходство геологического строения Аппалачской впадины в Северной Америке, где уже добывали нефть, и Западной Сибири.
«Перспективы и значение разработки нефти в этих районах Западной Сибири огромны. Добыча нефти здесь может обеспечить не только потребности Урало-Кузнецкого комбината, но и всего народного хозяйства СССР», – утверждал Губкин. Ему удалось добиться развертывания в Западной Сибири полевых нефтегеологических исследований. 
Летом 1934 года, как подробно уже писала наша газета, трест «Востокнефть» организовал экспедицию под руководством 24-летнего геолога Виктора Васильева, ученика Губкина, в районы рек Большой Юган и Белая. 5 декабря 1934 года в Москве под председательством академика Губкина прошла конференция геологов Западной Сибири. На ней он, Васильев и другие ученые сумели обосновать наличие нефти вдоль рек Большой Юган и Белая. Однако руководство треста «Востокнефть» смотрело на поиск нефти в Западной Сибири весьма пессимистически. Блистательный прогноз Губкина и Васильева подтвердился лишь через десятилетия.

Поздняя любовь
Губкин жадно и вдохновенно работал: в экспедициях, в рабочем кабинете, на лекциях перед студентами. Источником научных открытий, как он не раз признавался в письмах, была его поздняя любовь. «Ведь никто ни в Старом, ни Новом Свете не дает мне тех лет, которые я имею. Считают, что мне нет еще 50 лет, и этим я обязан тебе…» – пишет он в свои 62 года. Они встретились, когда ему было 45 лет, ей – 21.
К моменту встречи с Варей Боярской Губкин был не свободен. С 1897 года  Иван Михайлович был связан семейными узами с Ниной Павловной, с которой познакомился в Санкт-Петербурге. Через год них родился сын Сергей, дочка Галина появилась на свет в 1910-м. (Сергей станет видным ученым, академиком. Его жизненный путь рано оборвется, в 57 лет. Дочь Галина станет летчиком-испытателем, проживет долгую жизнь. Ни у Сергея, ни у Галины не было детей, и наследников «по прямой» этот род не оставил).
Оставив первую семью, Иван Губкин до конца жизни будет с Варенькой. 
«Уверяю тебя, наша любовь представляет чрезвычайный и редкий случай по своей оригинальности, по своей прочности», – напишет он ей в одном из своих писем.
Губкин умер в 1939 году, в возрасте 68 лет. Рядом с ним, как он и хотел, была его «звездочка», его Варя. Детей в этом браке не было. От любовного романа длиною в 23 года остались только нежные письма академика.