Это страшное слово «оккупация»

Галине Руденко – 91 год. Ее родина – Донбасс, город Донецк. До 1961 года он назывался Сталино.
В Сургут она приехала в восьмидесятые, уже в зрелом возрасте. Галина Васильевна – одна из немногих ныне здравствующих, кто жил в оккупационной зоне. О них не принято было рассказывать в прежние времена, да и сами жители оккупированных территорий как-то виновато молчали. Но была ли в том их вина, что в первые же дни войны гитлеровская Германия захватила огромную часть страны и десятки миллионов советских людей оказались на оккупированной территории? Им пришлось пережить такое при новом «цивилизованном» порядке арийской расы, что и сегодня наша героиня вспоминает об этом с ужасом и болью. Да, память порой безжалостна. Она способна хранить страшные подробности чудовищной по своей жестокости войны, и чем дальше уходят те трагические годы, тем болезненнее, мучительнее, пронзительнее воспоминания...

Врагу не пожелаю
В сорок первом Галине Ирининой было двенадцать лет. Мир в эту отроческую пору безгранично прекрасен, распахнут настежь, пронизан чаяниями и грезами. Девичьи мечты тревожат юную душу, они летят, как бригантины по волнам, и ветер надежд наполняет алые паруса…

– Я помню лето сорок первого года: город жил, радовался, в парке каждый вечер играл духовой оркестр, на танцплощадке целое море танцующих, все нарядные, красивые, – вспоминает Галина Васильевна. – Боже мой, какое это было лето! Я от счастья готова была обнять весь мир!

И вдруг как гром среди ясного неба – война! Все сразу изменилось, город как будто выцвел, тревожно затих. Обезлюдел.
Фронт стремительно приближался, Сталино обстреливался со всех сторон: и вражеской артиллерией, и своей, – горькая участь всех прифронтовых городов. Мирное население спасалось в ближайших лесополосах, многие уходили из города, прихватив свой скромный скарб. Длинные скорбные обозы тянулись по пыльным, горячим степным шляхам. Женщины, дети, старики покидали отчие дома и уходили в неизвестность, подальше от бомбежек и артобстрелов. Не всем удалось пробиться в глубокий тыл: фашистские самолеты неустанно кружили над донбасской степью и беспощадно бомбили мирные вереницы беженцев. Попыталась эвакуироваться и семья Ирининых, но далеко им уехать не удалось. Под станцией Мандрыкино поезд попал под бомбежку, Иринины чудом уцелели. Семья вернулась в родной город.
В Сталино немецкие части вошли в октябре сорок первого. Новые хозяева стали устанавливать свои порядки: террор, уничтожение евреев, концлагеря, расстрелы...

– Немцы зверствовали у нас беспощадно, они же думали, что наш город носит имя Сталина, а его назвали в честь сталеваров. У нас в центре города был Дом профессуры, так эти нелюди согнали жителей этого дома в сарай, завалили вход, облили и подожгли. Сожгли всех, но по городу ходил слух, что кто-то там спасся. Врать не буду – не знаю. Но я врагу не пожелаю жить в оккупации! Мы жили тогда в постоянном страхе.

Лицо войны
В первые дни оккупации в городе скрывалось немало раненых солдат и офицеров Красной армии. Многие жители Сталино, рискуя жизнью, укрывали их у себя, выхаживали. Шахта «Чулковка», где жила семья, по сути, была промышленной зоной с длинными бараками, расположенными вдоль железнодорожных путей, по которым двигались составы с углем. Однажды глубокой ночью Галина проснулась от странного и тревожного звука. Прислушалась – кто-то осторожно стучал в кухонное окно. Подошла к окну, отдернула занавеску и окаменела от ужаса: по стеклу скребла кровавая пятерня.

– Я стою как каменная, а мама соскочила, кинулась к дверям, а сама кричит: «Скорее простыни доставай и рви на бинты, да бегом за водой!» А за водой надо бежать на улицу, ночь – тьма кромешная. Господи, как вспомнишь!.. – даже сегодня, спустя столько лет, Галина Васильевна не может сдержать эмоций. – Для меня все как вчера было. Мы с мамой выскакиваем на улицу – а в ограде два офицера. Лица изувечены, изо рта кровь хлещет. Я в первый раз увидела жуткое лицо войны. Это было так страшно! Мы даже не знали, куда прикладывать бинты, обмывали им лица, а мужики хрипели и тяжело, прерывисто дышали. Как они до нас добрались, откуда? Не прошло и получаса, как оба скончались у нас на руках.

Галину мутило и трясло так, что зуб на зуб не попадал. Мать и дочь до рассвета перенесли тела к ДК имени Ленина, в парк.

– Когда перетащили их в парк, налетели самолеты и начали бомбить город. Одна бомба разорвалась в парке, нас засыпало землей вместе с бойцом. Мы похоронили их в воронке, присыпав землей. Кто были эти офицеры, мы так и не узнали…

«До сих пор не понимаю, как мы тогда выжили»
В сорок третьем Сталино было не узнать. Центр города был разбомблен и лежал в руинах, в районе шахты «Чулковка» оккупанты уничтожили всех живших там евреев, не пощадили ни стариков, ни младенцев. От сталелитейных заводов остался только фундамент. Люди лишний раз не выходили на улицу. Лишь по вечерам у немецкой столовой можно было увидеть очередь. Это горожане приходили собирать объедки, которые немцы вытаскивали на задний двор и иногда раздавали людям.

– Немцы тоже разные были: одни сочувствовали и совали объедки людям, а другие издевались – вынесут и на землю вывалят. А сами смеются, глядя, как люди подбирают куски: «О, русиш швайн!» Будешь тут «швайн», если мы уже очистки картофельные варили… – плачет Галина Васильевна.

Галина опасалась приближаться к немецкой столовой, но голод не тетка, и однажды она вместе с соседом Борькой Червяковым пришла на задний двор. Народ медленно передвигался, но, когда подошла очередь подростков, немец в фартуке поверх формы только руками развел: «Найн!» Неожиданно к крыльцу с треском подкатил мотоцикл с полупьяными солдатами, оравшими на немецком языке какую-то песню. Двое соскочили с мотоцикла, сгребли подростков в охапку, запихнули в люльку и с криком и улюлюканьем умчались.

– Нас завезли в лесопосадку, высадили. Я в ужасе, собираюсь орать, а они смеются и на чистом русском спрашивают: «Что, молодежь, сильно мы вас напугали?» Потом достали из люльки хлеб, по банке тушенки, перловую кашу и по два кусочка сахара. Постелили немецкую шинель, усадили нас, накормили! Один представился: майор Бачинин. Стали расспрашивать, где находится немецкий штаб, где госпиталь, где офицеры квартируются, где солдаты расположены. Обратно нас якобы пьяные немецкие солдаты, с криком и песнями, довезли почти до самого дома и сказали на прощанье: «Мы сейчас в Моспино, ждите, очень скоро освободим ваш город».

Сталино был освобожден 8 сентября 1943 года.

– Когда наши вошли в город, люди выли и рыдали, радоваться освобождению не было сил…

Оккупация – чужое и страшное слово.  Для людей, переживших ее, оно навеки осталось клеймом, выжженным в их душах болью, ужасом, страданиями и жгучей ненавистью к мучителям.

– Я до сих пор не понимаю, как мы тогда выжили. Ведь для фашистов мы были недочеловеки! А кто же были они сами?..

Галина Руденко

- Сталино – Донецк – мой родной город. Ему выпало немало испытаний, но я никогда не думала, что спустя 70 лет после войны его снова будут обстреливать, что снова будут рваться снаряды и погибать люди! Я очень благодарна, что Югра на протяжении всех этих лет помогает жителям Донецка и соседнего Луганска. Я знаю характер своих земляков и знаю, что они не сдадутся. И никогда не забудут, как сибиряки в эти тяжелые годы поддержали их и протянули руку помощи!