Евдокия из Евры
В первый день весенней капели, в день Евдокии Плющихи, в семье Марии и Александра Чейметовых родилась дочь, и назвали ее Евдокией. Это было 14 марта 1921 года. В деревне, где они жили, к середине двадцатых годов насчитывалось 110 человек, из них вогулов – 80, русских – 20.
Род Чейметовых был самым большим в Евре. Здесь жили преимущественно манси Картины, Молотковы, Чейметовы, Лозьвины, Кентины, Конзыновы, Албучевы, Софроновы, из русских – Кузнецовы, Чернавские, Смернягины, Фирсовы. Но уже в 1920-е годы некоторые семьи по национальному составу были смешанными.
– Мужчина манси нередко женился на русской женщине из соседней Свердловской области. Наши манси эту территорию называли «русское место», – рассказывала Евдокия Александровна. – Помню, как через нашу деревню зимой шли целые обозы с рыбой в «русское место», чтобы там ее продать. Расстояние от Евры до населенных пунктов Свердловской области зимником очень небольшое (50 километров), что позволяло широко общаться друг с другом. Вот и наша мама – Мария Тимофеевна Дворникова – была родом из деревни Пашня Гаринского района Свердловской области. В Евре она батрачила у кулака Кузнецова и здесь вышла замуж за манси Александра Ивановича Чейметова.
В Самарово на барже
Пятый класс в семилетней школе она не окончила: жили слишком бедно, в семье 11 детей. Продолжить учебу помогла землячка: будущая мансийская сказительница и писательница Анна Конькова была командирована в Европу Остяко-Вогульским педагогическим училищем в 1935 году для сбора подростков из ханты и манси для обучения на подготовительном отделении. Среди 11 человек, отправившихся в окружной центр, была и Дуся Чейметова.
Будущих учащихся педучилища на пристани встречали как героев, фотографировали и еще долго называли «челюскинцами». По дороге в Самарово их чуть на сдавило льдинами, как тех смельчаков в Арктике.
В 1941-м все мальчишки, с которыми Дуся училась, ушли на фронт, девчонки стали учительствовать. Дусю направили в начальную школу в юрты Анеевых Березовского района, а в 1942-м назначили заведующей начальной школой в юртах Хурумпауль. После занятий молодая учительница шла со своими учениками за ягодами и грибами.
– Собранную бруснику, рябину, шиповник сдавали в магазин, вырученные деньги шли в фонд обороны. Участвовали в сборе средств на строительство танковой колонны «Омский комсомолец», – говорила Евдокия Александровна.
«Хочу учиться!»
В 1945-м ее назначили вторым секретарем Березовского РК ВЛКСМ. В Чейметовой видели перспективного партийного работника, но она от намечаемой карьеры легко отказалась: «Хочу учиться!»
В 1948 году Евдокия поступила на факультет народов Севера Ленинградского университета имени А. А. Жданова на специальность «Мансийский язык, русский язык и литература».
Еще до войны в Ленинграде учился ее двоюродный брат, будущий писатель Пантелеймон Чейметов, взявший псевдоним Еврин – в честь родной деревни. Его считают основоположником мансийской литературы. Пантелеймон работал в рыболовецкой бригаде бригадиром-засольщиком, учился в Березовской совпартшколе. Еще в студенческие годы участвовал в этнографической экспедиции в Кондинском районе, собрал обширную коллекцию предметов культа, промыслов, быта манси и археологическую коллекцию находок каменного и бронзового веков, большую часть которой передал в Кунсткамеру.
Евдокия жила в Северной столице впроголодь. Чтобы себя прокормить, мыла в столовой посуду за бесплатный обед, работала на овощной базе (иногда картошку приносила домой), в Академии наук реставрировала книги. Однажды Ханты-Мансийский окрисполком прислал своим ленинградским студентам по тысяче рублей. Для нее это были большие деньги: купила какие-то обновки и модную шляпку.
Экспедиция на родину
– Только в процессе обучения в Ханты-Мансийском педучилище, затем в Ленинградском университете, в аспирантуре я овладела северным диалектом, принятым за основу литературного мансийского языка и значительно отличающимся от верхнекондинского и юкондинского (восточного) диалектов. Потом познала восточный диалект, носители которого жили по реке Юконде – притоку Конды в нижнем ее течении, и защитила кандидатскую диссертацию, – рассказывала она.
Во время учебы в университете и позже, в аспирантуре, Евдокия не раз выезжала на родину для сбора материала. Экспедиции стали главным источником изучения родного языка. Больше всего ее удручало, что земляки будто стесняются своего языка. Она видела, как язык забывается, ассимилируется, исчезает, по ее словам, «с быстротой бегущего оленя».
– Мне еще удалось собрать большой материал на восточном диалекте, значительная часть которого опубликована в журналах «В помощь учителю школ Севера» и «Советское финно-угроведение», – рассказывала она в одном из последних интервью нашей газете. – Восточный диалект очень отличается от северного, положенного в основу литературного мансийского языка. Применялся родной язык восточных манси в основном в быту, рыбаками – охотниками пожилого возраста.
К корням
Еще в Ленинграде Евдокия вышла замуж за Кузьму Кузакова, сталинского стипендиата. Его пригласили работать в Академию наук СССР, в институт этнографии. Так семья оказалась в Москве. Евдокия Александровна работала в издательстве иностранных и национальных словарей, Министерстве просвещения.
Еще в те годы она добивалась создания условий для изучения родных языков в школе. Специалиста высочайшего класса, североведа Кузьму Кузакова в 1964 году пригласили работать на Камчатку, и они на долгие годы оставили Москву. На Камчатке в 1970-м
Кузьма Григорьевич получил травму позвоночника, которая приковала его к постели, но он продолжал работать над докторской диссертацией. Однако преодолеть недуг не удалось, и в 1980 году Кузьма Григорьевич скончался. Евдокия Кузакова, похоронив мужа, вернулась в подмосковный Королев.
Все это непростое время она не забывала о родной Евре, навещала земляков, работала с архивом. До самой смерти никак не могла смириться с тем, что ее малую родину ликвидировали.
После Отечественной войны колхоз в Евре влился в колхоз в селе Сатыга, носивший название «Первое мая», который впоследствии был объединен с совхозом. Тогда манси были вывезены из Евры, а дома остались брошенными: перевозить в Сатыгу далеко (30 километров), продать некому.
«Очень немногое осталось и от Сатыги: здание школы и два домика, – с горечью писала она. – Спрашивается: где же люди из этих деревень? Старики умерли, пожилые манси разбрелись по разным селам и деревням, где можно было войти в пустой дом или купить его за бесценок. Молодежь разъехалась по новостройкам. Села что люди: умирают по-разному, но одинаково печально».
Эта драма малой родины не давала покоя всю жизнь. Вместе с братом Аркадием она нарисовала план родной деревни – все сорок дворов, которые были к моменту признания деревни неперспективной. Вместе с односельчанами восстановили имена тех, кто жил в этих домах. Евринцы решили сохранить память о погибших в войну земляках. В уже несуществующей деревне в 1988 году установили памятник «Евринцам – от потомков».
Кузакова до последних дней жизни делала то, что, казалось бы, не под силу одному человеку: удерживала от забвения историю своей малой родины.
Справка
Кузакова (Чейметова) Евдокия Александровна – исследователь фольклора и языка манси, кандидат филологических наук. Участвовала в экспедициях по Юконде, записала около полусотни мансийских сказок. Собирала лексический материал и тексты на верхнекондинском диалекте, исследовала топонимию Верхней Конды. Составитель мансийско-русского и русско-мансийского словаря (на восточном диалекте). Автор более 150 работ по истории края.
Опубликованных комментариев пока нет.