Как страна прирастала Западной Сибирью

После изнурительной войны Ромашкинское месторождение, открытое в Татарии в 1948 году, спасло экономику страны. По международной классификации оно было отнесено к супергигантам и вошло в десятку крупнейших месторождений мира. «Второе Баку» – так говорили о новом нефтеносном районе. Однако для восстановления разрушенного войной народного хозяйства и дальнейшего развития страны нефти с каждым годом требовалось все больше и больше. Поволжье с годами истощалось, а партийное руководство страны ставило все новые задачи, решение которых надо было обеспечить новыми объемами сырья. Случившийся в 1953 году Березовский фонтан, а затем Шаимское (1960), Мегионское (1961) и Усть-Балыкское (1961) месторождения заставили внимательнее присмотреться к Западной Сибири.

Энтузиазм подменял строгие расчеты
Надо сказать, будущее нефтегазовой провинции за Уралом решалось, как, впрочем, и другие судьбоносные для СССР проекты, на партийных съездах. Состоявшийся осенью 1961 года XXII съезд КПСС взял курс на строительство коммунизма. Принятая на съезде Третья программа партии обещала к 1980 году построить «коммунистическое общество», где наконец-то осуществится принцип «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Страна планировала развивать железнодорожный транспорт, автомобиль для тысяч советских семей обещал из роскоши превратиться в средство передвижения. Авиационные перевозки должны были охватить все районы страны. Кроме того, металл и дерево предполагалось заменить экономичными синтетическими материалами – продуктами нефтехимии.
Для этого, разумеется, надо было хорошо поработать, особенно нефтяникам и газовикам. К 1980 году добыча нефти в СССР, как объявил на съезде первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, должна составить 690–710 миллионов тонн (почти в пять раз выше уровня 1960-го), а газа – 680–720 миллиардов кубометров (в 14–15 раз выше уровня 1960-го).
Читая партийные документы, газетные статьи 60–70-х годов, выступления руководителей области, округа, понимаешь: страна была не готова к разработке тюменских кладовых, не было комплексного плана экономического развития Западной Сибири.
Герой Социалистического Труда, в 1964 году директор Усть-Балыкской конторы бурения треста «Сургутбурнефть» Александр Филимонов пронзительно написал о тех трудностях, которые пришлось пережить в первые годы освоения Западной Сибири. «Бывали моменты (я их называю «моментами малодушия»), когда хотелось все бросить к чертовой матери и уехать куда глаза глядят. Кто видел бурового мастера, плачущего в бессилии от комариного гнуса? Кто видел мгновенно провалившегося в болото бульдозериста на ДЭТ-250, выкарабкивающегося из лап смерти в болотной тине и водорослях? Кто видел, как в сорокаградусный мороз сгорает за 25 минут 16-квартирный дом…»

Выбор сценария
Сибирская нефть оказалась качественной, с низкой долей сероводорода. Добыча осложнялась лишь тем, что извлекать ее приходилось в необжитых местах, среди болот, которые занимали 70 процентов площади. Никакой инфраструктуры, вместо жилья – временные балки. Хватит ли выдержки у первопроходцев?
Между тем в высоких кабинетах шла дискуссия о том, какой сценарий освоения выбрать. Их было по большому счету два. Сторонники первого сценария предлагали осваивать тюменскую целину постепенно, без переброски в необжитой край главных материальных и трудовых ресурсов. Так, Николай Байбаков, бывший министр нефтяной промышленности, возглавлявший в 1964–1965 годах Госкомитет нефтедобывающей промышленности при Госплане СССР, а затем назначенный председателем Госплана, сначала тоже не рассматривал Западно-Сибирскую нефтегазовую провинцию главным сырьевым районом.
К началу 1970-х годов, полагал он, оптимальный уровень добычи по Западной Сибири даже при очень напряженном графике работы составит 15 миллионов тонн. Основную нефть, как он считал, даст европейская часть страны.
Второй сценарий предполагал масштабное освоение нефтегазовой провинции, предполагающее концентрацию ресурсов за Уралом и создание крупного народно-хозяйственного комплекса. Сторонниками этого сценария выступали прежде всего местные геологи и региональная власть. До сих пор экономика края опиралась на лесную и рыбную отрасли, нефть могла круто все изменить. Осенью 1964 года Совет министров СССР возглавил Алексей Косыгин. Проанализировав состояние дел в нефтяной отрасли, он пришел к выводу, что необходимо создать в регионе мощную строительную организацию – Главтюменнефтегазстрой. На стройку века позвали молодежь, объявив освоение нефтяных и газовых месторождений Тюменской области Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Осенью 1965 года начальником Главтюменнефтегаза был назначен Виктор Муравленко, он возглавил штаб освоения.



Не сразу все устроилось…
На тот момент никто не представлял, каким станет регион в ближайшем будущем. Между тем на территории освоения, как грибы после дождя, росли в основном вахтовые поселки. К 1980 году в Западной Сибири их насчитывалось более тысячи. И неудивительно: если в 1959 году население округа составляло 123 тысячи человек, то к 1980-му – почти 600 тысяч. Бывшие комсомольцы, приехавшие ненадолго, обрастали семьями, укоренялись, а временное жилье становилось постоянным.
Несколько лет назад я разговаривала с Владимиром Бешкильцевым. В пору освоения Западной Сибири он был главным архитектором Тюменской области, под его руководством строились 26 городов и поселков.

– В Среднем Приобье на первоначальном этапе жилищное и гражданское строительство осуществлялось в отсутствие концепции территориальной застройки этого региона, – рассказывал Владимир Аввакумович. – Никто не понимал, как строить на болотах, да еще при очень низких температурах. В начале 1960-х всерьез обсуждали, какими надо возводить города – деревянными или капитальными, каменными. Сторонники деревянного домостроения приводили свои аргументы: кругом тайга, столько леса, сам бог велел использовать это богатство. Но мы-то понимали, что строить надо из несгораемых материалов. Тем более что нефтяники, судя по всему, пришли в Западную Сибирь надолго.

Со строительством городов в Западной Сибири и правда не спешили. Довольно распространенной была точка зрения, что «нефтедобыча – дело временное», не на века, поэтому не стоит возводить города, можно ограничиться строительством вахтовых поселков.
В Тюменскую область не раз приезжал глава правительства Алексей Косыгин. Ему надо было понять, стоит ли здесь возводить города. Риск-то большой, можно было миллиарды зарыть в болотах в случае неподтвержденных запасов. Тюменский обком партии во главе с Борисом Щербиной убеждали премьера: «Строить надо так, чтобы не захотелось человеку уезжать на Большую землю». Проектировщикам, например, рекомендовали увеличить потолки до трех метров и, учитывая климат, в каждой квартире предусмотреть сушилку…
В результате долгих дискуссий победили сторонники строительства городов. К концу 1960-х базовыми центрами нефтяных районов стали Сургут, Урай, Нижневартовск и Нефтеюганск. В 1985 году поселки Когалым, Лангепас, Радужный и Нягань получили статус городов окружного подчинения. Их истории начинались с небольших поселений рядом с месторождениями. Но 20 марта 1980 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР, согласно которому возведение северных городов и поселков поручалось Москве, Ленинграду и союзным республикам. Прибалтам выпало строительство Когалыма, белорусам – Лангепаса.

– Мы очень гордились тем, что начали ликвидировать временное жилье – балки – настоящее бедствие северных городов и поселков, – рассказывал в интервью «Новостям Югры» возглавивший в середине восьмидесятых Главтюменнефтегаз Валерий Грайфер. – В Нижневартовске и Лянторе, Сургуте и Варьёгане, других городах и поселках насчитывалось около 150 тысяч балков. Если нефтяник получал благоустроенную квартиру, балок занимала другая семья. Нам никак не удавалось покончить с «вечными» балками. Наконец, мы запретили прописку в этих трущобах. К нашей радости, балки стали переезжать на дачные участки: так на Севере началась эпоха дачного строительства…