Маленький винтик большой революции

Начало двадцатых годов на территории Югры отмечено Западно-Сибирским вооруженным восстанием. Документы о том, как разворачивались события в Сургутском уезде, хранятся в Государственном архиве Томской области. Скупые строки приказов, объявлений, распоряжений рисуют драматическую картину жизни простых людей, втянутых в водоворот Гражданской войны.
«Неблагонадёжный элемент» подлежит аресту
В марте 1921 года в Сургуте была ликвидирована советская власть. В городе, а именно такой статус обозначен в документах, на общем собрании граждан совместно с прибывшим отрядом Тундринской волости был избран комитет общественной безопасности из семи человек под председательством А. И. Кондакова. В приказе № 1 от 10 марта 1921 года об этом сказано так: «Вся полнота гражданской власти в 
г. Сургуте и местностях уезда, освобожденных от красных, принадлежит комитету общественной безопасности. В сельской местности должны быть немедленно созданы волостные и сельские комитеты общественной безопасности, распоряжения которых для жителей обслуживаемых ими районов обязательны».
Военная власть в Сургуте принадлежала военному совету, а в уезде – начальникам отрядов. В приказе отмечалось, что «никакие самочинства» нельзя допускать, в противном случае «неблагонадежный и подозрительный элемент» подлежал аресту, обвинительные материалы должны были поступать в комитет общественной безопасности. На основании телеграфного распоряжения от начальника тобольского гарнизона «Сургут и все освобожденные и освобождаемые от коммунистов местности уезда» теперь считались прифронтовой полосой.
Комитет предупредил жителей, что «за распространение провокационных и не основанных на официальных данных слухов, нарушение общественной тишины и безопасности, за порчу телеграфных и телефонных сообщений, дорожных сооружений в прифронтовой полосе» виновные будут предаваться военно-полевому суду, приговоры которого приводятся в исполнение в течение 24 часов. Ночью жизнь провинциального городка замирала: гражданам разрешали ходить по улицам только с 6 часов утра до 9 часов вечера. Всех задержанных следовало препровождать в «арестный дом».
Торговать можно всем, кроме пушнины
15 марта жители Сургута прочитали объявление уездного комитета общественной безопасности, в котором сообщалось о полученной телеграмме Тобольского городского крестьянского совета. В телеграмме речь шла о том, что временно в Тобольске постановлением штаба организован городской крестьянский совет – 18 делегатов от города, по два делегата от каждой волости. Крестьянский совет принял на себя гражданскую власть всего освобожденного района с включением Сургутского и Березовского уездов.
Жителям Сургута предложили по возможности организовать у себя совет, административно подчиненный Тобольскому совету. Делегатов в Тобольск просили пока не высылать до особых указаний. В объявлении перечислялись «главнейшие постановления», а именно: объявлялась свободная торговля всем, кроме пушнины. Все собранное продорганами, кооперативами и продконторами теперь стало государственным достоянием. Предприятия, материалы, реквизированные ранее, не подлежали возвращению впредь до решения центра, кроме не нужных учреждениям мебели и домашних вещей. Всем служащим предписывалось продолжать работу. Вместо райпродкомов были организованы продуправы. Охранять ценности должна была продконтора, позже эти учреждения подлежали ликвидации и передаче кооперативам.
Из Тобольска пришло предписание организовать секцию волостных советов и охрану, заменившую милицию. Отныне записи рождения и брака временно производились в церкви, восстанавливался суд в соответствии с уставом 1864 года. Председатель Тобольского городского крестьянского совета Степанов предлагал Сургутскому уездному комитету общественной безопасности информировать о своей работе, учитывая постановления совета. 
Как чувствовали себя простые жители Сургута в связи с изменившейся политической ситуацией? Среди документов, хранящихся сегодня в Томском архиве, есть протокол допроса следователем выездной сессии Томского губернского революционного трибунала обвиняемого Михаила Непомнящего, 27 лет от роду, рыбака. Документ датирован 6 июня 1921 года, когда к власти в городе вновь пришли большевики. «Белобандитское вооруженное восстание в Сургутском уезде Тюменской губернии»», как оно названо в документах, охватывало период с марта по май 1921 года. 
Как видно из протокола допроса, Михаил Непомнящий жил в Сургуте на улице Республики, имел дом с надворными постройками, двух лошадей, корову, овцу, восемь сетей и один невод для ловли рыбы. В анкете, которую заполнял следователь на задержанного, был вопрос: чем занимался или где служил до войны 1914 года? Судя по ответам Михаила, все это время он жил в Сургуте, занимался рыболовством и торговлей, в армию не был призван. Потом произошла Октябрьская революция, Непомнящему довелось служить «в военном комиссариате переписчиком до прихода банды» – так отмечено в протоколе допроса. 
Из протокола допроса Михаила Непомнящего 
«Перед приходом банды я возил товарища Редяева до д. Широково. Вернувшись оттуда, я съездил за сеном; на другой день Сургут был занят бандой. Вечером нам велели собраться с конями к зданию комитета общественной безопасности, откуда поехали в погоню за коммунистами. Догнали их у с. Вартовского, а в Локосово мне дали двухстволку, которую я в д. Ермаково обменял на берданку 32-го калибра с 10 патронами, заряженными пулями. Не доходя Вартовского, я попал в разведку. Мы обошли Вартовское и устроили засаду, и, когда по дороге стали ехать отступающие, мы по ним открыли стрельбу. После этого вошли в Вартовское, где я остался и просился домой. Но Зимцов меня не пускал. Из Вартовского меня забрал отряд (Сусикова), с которым я ехал до с. Александрова. В Александрове от отряда остался, но потом был отправлен с пакетами и ружьями к Третьякову. Доехал я до деревни Мурасова. Там уже был бой. Я хотел ехать обратно, но Третьяков меня не отпустил, и когда он ушел на другой конец деревни, то я сел на лошадь и уехал. Отъехав на три станка обратно, я встретил Зимцова и Липецкого, которым отдал ружья и почту и поехал домой.
Приехав в Сургут, я переночевал, а на другой день был ночью отправлен с оленями в д. Широково, где я и остался, а олени с Третьяковским отрядом поехали в разведку. Со мной был послан револьвер Клепикову Алексею. После боя под Широковом я приехал в Сургут, где после непродолжительной болезни был зачислен в отряд Третьякова. Нес караульную службу, вооружен был берданкой. При занятии Сургута пароходом бежал на Белый Яр, откуда пришел через 10 дней побега, скрывался в лесу».
Высшая мера наказания 
Вопросы следователя обвиняемому касались его оружия, участия в боевых действиях под Вартовском, стрелял ли он по отступающим красным, когда были убиты несколько человек? По словам Михаила Непомнящего, он находился саженях в трехстах от засады и участия в стрельбе не принимал. 2 июля 1921 года выездная сессия Томского губернского революционного трибунала по делу М. М. Непомнящего, обвинявшегося в участии в восстании в Сургутском уезде, вынесла приговор. Трибунал состоял из трех человек, заседание суда было открытым. Члены революционного трибунала пришли к выводу, что Михаил Непомнящий был активным участником белобандитского вооруженного восстания в Сургутском уезде. Подсудимый участвовал в боях, разведке и засадах против красных частей, исполнял у бандитов ответственные поручения, был адъютантом штаба белых.
«Упорное отрицание подсудимым своей вины еще больше усугубляет его вину» – к такому необычному в юридической практике выводу пришли члены революционного трибунала Стефановский, Фонский и Валенто. Далее следовал приговор: «Учитывая, что по своему социальному положению и происхождению подсудимый к трудовым элементам отнесен быть не может, приговорили гражданина Непомнящего Михаила Михайловича, 27 лет, из мещан 
г. Сургута Тюменской губернии подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу». Суров был карающий меч революции по отношению к обычному жителю Сургута, который по воле судьбы, сам того не желая, попал в круговорот трагических событий.
Ровно через полгода, 2 декабря 1921 года, Президиум Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) рассмотрел ходатайство о помиловании сургутянина Михаила Непомнящего, осужденного Томским ревтрибуналом «за активное участие в белогвардейском вооруженном восстании» к расстрелу. ВЦИК заменил расстрел пятью годами «общественных принудительных работ с лишением свободы». У жителя Сургута появился шанс вернуться домой, но этому не суждено было сбыться. Как следует из архивных документов, 23 марта 1923 года Михаил Непомнящий скончался в Томском доме принудительных работ. На основании закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года он, маленький винтик большой революции, был реабилитирован в 2001 году.