О чем писали сургутяне с фронта

Пожелтевшие конверты и треугольники, где обратный адрес короткий: полевая почта номер… Их невозможно читать без боли в сердце. Они — как завещание всем нам, как живые голоса, дошедшие из неугасаемого трагического прошлого. Это история войны, написанная бойцами в окопах и землянках, в коротких передышках между боями и в госпиталях. История, написанная кровью и болью. Но сквозь боль, страдания и кровь в каждом письме рефреном звучит любовь: к родным и близким, к малой родине и к Отчизне, к жене и детям, к девчонке, живущей в соседнем дворе…   

Россия в солдатской шинели. Письма Сергея Кольцова

«Добрый день Мама и Папа! Пишу все еще из Ояши, но это последние письма из сей «приятной» станции. Вчера приехала комиссия из штаба Сибво (Сибирский военный округ) для проверки готовности отправки на фронт. Ну и ждем! Хотя наш батальон сформирован на 1/3. Успокаивают тем, что, мол, по дороге людей дадут. От брата получил письмо, пишет, что едут в зимние лагеря, однако уже недалек день его выпуска. Получил и Ваше письмо, первое за все пребывание в Ояше. Аттестат об окончании средней школы и удостоверение об окончании 2 курсов университета выслал в другом письме, написал, а вложить-то позабыл. Денежный аттестат на 500 рублей вышлю перед отправкой на фронт, оказывается, фронтовых платят всего 25%, т.е. 750 рублей.

Хочется страшно домой, скоро ведь начнется охота. Вот уж Вениамин об этом скучает: лес, глухари, рыбалка. Его письма проникнуты мужеством.  В госпитале в Омске он встретил К. Щепеткина с прострелянными ногами. Я доволен за брата, все же он получает профессию, которая пригодится в гражданке. А вот у меня она такая — убивать, разрушать, сжигать. Мечтаю об университете и об военной академии. Живу по-старому. Отрастил усы и сбрил, т.к. выросли они рыжие и топорщатся во все стороны. На днях возвратился из похода (были тактические учения), физиономия стала кирпично-красного цвета. И вообще сам замечаю, что повзрослел жутко, как никак уж 21 год. Пишите до востребования. Ваш Сергей.

P.S. С письмом посылаю квитанции на переводы, если их не получили, затребуйте. Ст. Ояша. 2.III. 42».

-

«…Ну вот, папа, и я воюю. И думаю, что последним не буду, сумею и я свою Родину защитить, и мои люди. Все же сумели Вы и школа воспитать патриота. Пусть и были серьезные колебания студентика, у которого от сквозняка получался насморк, а от неожиданного… вставали волосы дыбом.

И вот сейчас чувствуешь, что значат эти золотые нашивки, которые не дают уставать в длительных маршах, мерзнуть в холода, которые всегда напоминают, что миллионы беззащитных людей с любовью и надеждой смотрят на тебя, который всегда пожертвует своим маленьким личным счастьем во имя нашего большого дела».

-

«Я живу по-старому, хочется чертовски побывать в Сургуте, побывать в Томске, вдохнуть знакомый запах лабораторий, услышать мерное шипение газовых горелок. Наш комиссар говорит, что после войны не будет демобилизации командующего состава. И говорят, что, надевая солдатскую шинель, человек теряет простую, уютную, слаженную жизнь. Все, что его волновало вчера, становится призрачным. Россия теперь в солдатской шинели. Она теперь трясется на грузовиках, шагает по дорогам, спит в блиндажах и теплушках. Многое потеряно, но сохранена надежда. Надежда на скорое окончание войны. А там гражданское платье».

Обещание крепко бить немцев

Письма Нинеля (Никифора) Пантелеева

«Здравствуйте дорогая т. Лида! С красноармейским приветом! Я получил ваше письмо, чему несказанно рад. Также я получил письма от мамы, папы и Фрейи. Мне доставляет большое удовольствие перечитывать ваши письма.

Тетя Лида, сейчас я нахожусь в нашей разведке, чувствую себя вполне хорошо, кормят нас хорошо. Нам выдают сухой паек, и мы сами варим его в котелках. Когда я приеду домой, то обязательно покажу Вам свое кулинарное «искусство».

Табак я по-прежнему не курю, вина не пью, хотя и то и другое здесь нам дают. Винтовку свою СВТ я бережно содержу и вполне в ней уверен. Недавно на днях у нас в разведке приключилось большое горе: погиб наш товарищ. Мы отомстили за него проклятым фашистам вдвойне. Этому вы в глубоком тылу помогите своим трудом. Каждый на своем посту.

Ваш привет моим товарищам я передам. Спасибо большое. Также спасибо вам за конверт и бумагу, которые вы прислали вместе с письмом. Ваш наказ я, конечно, близко принял, как и наказ папы и мамы. Обещаю крепко бить немцев. Тетя Лида, простите, что письмо короткое вышло. Время у нас очень мало. То в засаду, то в разведку, то еще куда, то ужин, то завтрак готовить и т.д. Пока до свидания. Пишите еще письма. Ваш племянник Нелька. 24 июля 42 г.».

-

«Добрый день дорогие! Здравия желаю! Пишу вам это письмо, лежа на земле. Природа замечательная, погода также. Солнышко печет, птички поют. В небе гудят фрицевские самолеты. Что-то они сегодня разлетались. Вот уже четвертый месяц, как я здесь, на фронте. За это время мне пришлось пережить и поражения, и успехи и утомительные сидения в обороне. За это время мне пришлось повоевать и в качестве пулеметчика, и разведчика, и стрелка, а сейчас я уже автоматчик. На днях получил удостоверение личности. Сам я поправился сильно. Воротник моей летней гимнастерки никак не сходится.

Ох, какая здесь большая и сочная клубника, черника. Скоро будет вишня, а затем яблоки и груши. Хлеб какой замечательный, выше роста человеческого, пшеница тоже начинает тянуться вверх...».

-

«21 августа. 1944. Добрый день дорогие! Если получали предыдущие письма, то вы знаете, что я дней 10 назад был контужен и после 5 дней оправился и участвовал в боях. Вчера во время атаки на одно шоссе меня легонько ранило маленьким осколком в правую икру. Ранка скоро заживет (дней через 5), и я опять пойду в бой. Битва здесь идет великая. За каждый вершок жестокий бой. Кругом побитые танки, люди. Земля вся изрыта, дома спалены или поразрушены, деревни поковерканы. Немцы при отступлении очень много порастреляли поляков-мужчин. У некоторых отрезаны носы, на лбу вырезаны звезды. Все, что здесь сейчас происходит, не описать. А поэтому не берусь продолжать. Вчера был сильный бой. Участвовало много танков, артиллерии, авиации. Сейчас я в санвзводе, отдыхаю от всего этого «счастья». Пока жив и здоров. Ваш сын Н. Пантелеев. Варшава».

Приписка красным карандашом: «Только еще 30.VIII было письмо, 4.IX смертельно ранен».

Орфография и пунктуация авторов сохранена
Письменные материалы из фонда Сургутского краеведческого музея