О поисках места под солнцем

«Кайфуй, гном» – роман, который содержит спойлер в самом названии, однако неожиданные повороты сюжета поддерживают читательский интерес. Честное повествование, «кинематографичная» манера подачи текста, самоирония и критический взгляд на вещи – «Кайфуй, гном», как и предыдущая книга автора «Улица Свободы», является примером современной прозы – со всеми атрибутами. Идейное противостояние большинству, поиски своего места под солнцем – это то, чем на протяжении романа занимаются главные герои обеих повествовательных линий, разделенных во времени парой веков. Представляем отрывок произведения.

КАЙФУЙ: поехали
Сразу скажу, чувствовал себя я весьма дебильно. Тому способствовала картина, которую я собой представлял. Вот она.
Маленький аэропорт. Четыре минуты назад объявили регистрацию на рейс до Екатеринбурга. За кадкой с какой-то пальмой возле окна – человек. Поставил небольшой тактический рюкзак на подоконник. Человек достает из рюкзака разные предметы и распихивает их по карманам куртки. Этот человек – я.
Главной моей заботой после входа в аэропорт стало разгрузить рюкзак. Я летел по самому экономному тарифу. Он не подразумевал багажа. Лишь ручную кладь. Да и то не больше пяти килограммов весом.
Собирался я всего на пять дней. А это значит, пять плюс одна пара носков, столько же трусов. Пара футболок не весила почти ничего. А вот фотоаппарат, вспышка, несколько объективов, синхронизаторы, запас батареек – со всем этим внутри рюкзак перевалил за семь килограммов. А я знал, что даже за полкило перевеса можно заплатить прилично. А это, надо понимать, в мои планы не входило. <…>
Начало июня не самое жаркое время в наших широтах. Пару лет назад я делал прямое включение в новости нашего регионального канала из небольшого западносибирского городка именно первого июня. И чуть не врезал дуба – ветер то и дело зашвыривал в лицо охапки противного снега. Когда я отговорил вступление и камера ушла на моего собеседника, я молился, чтобы оператор не вернулся обратно: наверное, даже по микрофону, который был в кадре, было видно, насколько крупная меня била дрожь.
Впрочем, сегодня погода благоволила и располагала в ответ. На улице приятные плюс семнадцать, не слишком мерзкий ветерок и тучки, которые, чтобы не расслаблялись эти самовлюбленные людишки внизу, периодически брызгали дождиком. А потому я был в кроссовках, джинсах, футболке, купленной на одном из рок-концертов, грязно-зеленой толстовке и джинсовой куртке с присобаченными в довольно произвольном порядке нашивками. Покупалась специально для нашивок. А вот о том, что у нее совершенно никчемные карманы, я тогда не подумал.
В них не помещались объективы. Если плоский пауэрбанк я запихнул в нагрудный карман, и он теперь оттуда неподобающим образом торчал, вызывая у окружающих опасение, что вот-вот выпадет и разобьется, то объективы залезать не хотели. Потом меня осенило: положил в правый карман толстовки самый большой, в левый – два поменьше. Карманы оттопырились и отвисли. Теперь я не мог застегнуть куртку. В карманы джинсов засунул синхронизаторы.
Отнес рюкзак на весы – 5,200. Нормально. Можно регистрироваться.
Часто случается – думаешь, что на тебя все смотрят, оценивают, показывают пальцем в спину. А потом выясняется, что никому до тебя нет дела. Мне даже не пришлось ставить свою ручную кладь на весы у стойки регистрации. Сотрудница аэропорта смерила взглядом рюкзак, попросила подать его поближе и вдела в ручку самоклеящуюся бумажку, которая подтверждала, что это ручная кладь, а не что-то другое. И пошел я в зону вылета с миром.
Перед досмотром, там, где нужно ремень и часы складывать в пластмассовую коробку и пускать по ленте в просвечивающий аппарат, чтобы сотрудники безопасности смогли узнать всю их подноготную, я сложил содержимое карманов обратно в сумку. Чтобы не вызывать лишних вопросов, мол, а это вы зачем, мил человек, ерундой занимаетесь. Впрочем, когда везешь фотоаппарат, вопросы все равно задают. У вас там два объектива или три? А что за флакон сбоку? А это что за моток проводов? Тогда расстегиваешь, достаешь, показываешь. Пропускают дальше. Дальше и идешь. Гордый идешь, пообщался с силовиками, не потерял лицо, доказал правоту. Смешно. Но факт. Для большинства авиапутешественников факт. <…>



Я пересыпал горсть леденцов в карманы и пошел в самолет: телетрап открыли несколько минут назад, очередь самых нетерпеливых уже рассосалась, так что я, почти не притормаживая, оставил часть посадочного талона женщине в форменной шапочке и кителе и оказался в салоне. Кстати, о телетрапах. Они сбивают горизонт. Даже голова может закружиться из-за диссонанса: ты идешь по прямому, четко видимому коридору прямо. Но на самом деле ты идешь немного вниз. И организму это не нравится: глаза ему сказали, что мы идем прямо! Такое же чувство бывает иногда, когда играешь в какой-нибудь коридорный шутер от первого лица.
Нашел свое место (у иллюминатора), достал книжку (со мной сегодня были «Шаги по стеклу» Бэнкса), вложил в нее остаток посадочного талона, аккуратно положил рюкзак на багажную полку и уселся. Пристегнулся. Запасаться конфетами перед самолетом я стал с тех пор, как авиакомпании перестали раздавать их перед взлетом и посадкой. Все-таки приятнее бороться с этими вот ушными неприятностями с помощью леденцов, чем без их помощи. <…>
В Екатеринбурге я собирался фотографировать. Девушек. Голых. Вернее, обнаженных. А еще расписанных кистью моей приятельницы Иры, которая жила в этом городе. С Ирой мы познакомились, когда мне было около 35, а ей 15. Я тогда в качестве корреспондента работал на какой-то лекции про комиксы. Ира была там – со щеками, колючими глазами и фальшивыми кошачьими ушками на макушке. Я решил записать с ней интервью о том, что происходило. Она рассказала, что комиксы – это целый пласт культуры. А еще аниме. И ее кошачьи ушки тому подтверждение. И вы приходите осенью на косплей-фестиваль. У нас не слишком развито это направление, но мы всеми силами стараемся. Ира картавила. Хотя почему я говорю в прошедшем времени? Она и сейчас вполне сносно картавит, отчетливо. Я записал в блокнотик, что она Ирина. И спросил фамилию. «Янаева, – с ударением на второй слог сказала она, – это два имени – Яна и Ева». Мне понравилось такое объяснение. Я записал и фамилию. А должность обозначил как «фанатка аниме». Потом продолжили общаться. От нее я узнал про «Трансметрополитен» и про то, что краски для боди-арта можно делать из гуаши и детского крема. А чтобы череп животного можно было держать дома, его нужно варить в семи щелоках. Ира художница. Учится в училище имени кого-то на «Ш». А сейчас мы планировали поработать вместе. По моей просьбе она сагитировала нескольких знакомых попозировать, сама должна была выступить творцом образов, а я собирался все это снимать.
Краем левого глаза я заметил шевеление и повернул голову: свои места пытались занять мои соседи. Старались. Мама и дочка. Девочке было лет пять, и у нее был ДЦП. Ребенка почти не слушались ноги. А мама, не глядя на меня, усаживала дочь в кресло рядом со мной. Я легко мог бы помочь, схватив ребенка за штанину и немного подтащив к себе. Но не стал этого делать: кто знает, как отреагируют люди.