Остаемся зимовать

Вот уже 160 лет (столько прошло с первой постановки «Грозы») сотни Катерин вопрошают со всех театральных сцен страны: «Почему люди не летают, как птицы?» Чем это вопрошание закончится, общеизвестно. Но зритель все равно идет на спектакль – и все три премьерных дня в Сургутском театре был аншлаг.
Ставить «Грозу» сургутяне пригласили Петра Орлова. Творческий ресурс театра знаком московскому режиссеру давно. Но впервые он ставил здесь по своей «специализации» – как поклонник Островского (на счету Орлова премии различных «проостровских» театральных фестивалей, российских и международных). Уважение к драматургу, к счастью, не выливается у Орлова в боязнь экспериментировать или, напротив, в панибратство с классиком.
Концептуальная идея режиссера – погрузить действие в зиму. Это и невероятно красивое, и родное решение: по-северному заметает сцену снежок. И эффектное: на сцене лед, герои встали на коньки! Такое проделывали раньше и в других театрах, но с упором на эксцентрику, а здесь акцент на шаткости выстраиваемого героями мирка. Это и метафора – зима в сердце, на душе вьюга, как поется в песне. Герои до последнего не желают снимать шубы, обнажать истинную свою суть, открываться правде.
Прочитать это можно уже с пластического пролога. Жители городка, укутанные в полушубки, пытаются прикоснуться к Катерине (Александра Кехтер), схватить ее… Но отшатываются, словно обжигает их это горячее тело, облаченное всего-то в легкое платьице. Батюшка при этом читает так называемую молитву от бесов: «Освободи рабу свою Екатерину от всякого действия нечистых духов!» Нечистые духи – кто это? Бесы адюльтера? Нет. Да вот они! Они – жители, обыватели. И намотали они таки на Катерину свои шубы да шапки.
…Город Калинов словно погружен в сумеречное, мертвецкое безвременье-зазеркалье. Здесь зима за десять дней сменится весной – да еще какой, с дождем. Здесь определенно начало XIX века, но в быт просочились предметы разных эпох: калоши, зонты, шапки-ушанки. Декорации (три фонаря, ротонда) замыкают жизненный круг, складываясь в променад, парковый уголок, кладбищенскую оградку, а то вдруг фонари взлетают вверх тормашками.
От гулкости и неуюта передергивает, когда воют вьюга и волки-псы, когда тускло бренчит балалайка и всеподавляет церковный колокол.
Какая уж тут любовь! Разве что всполохом, по весне. Так, внезапно, в преддверии кульминации, грянет пластическая сцена языческой вакханалии, оргиастический танец – похоже на оммаж «Весне священной» (хореограф спектакля – Кристина Кожина, композитор – Владимир Брусс). Молодежь увлекает чувственная любовь, но разве разомкнуть ей «скрепы»?
…Катерина в этом спектакле, к счастью, религиозно не экзальтированна. Переговоры о сомнениях она ведет с неугомонной совестью своей. Совесть явлена ребенком – Катериной в детстве (Елена Горчакова). Это Катеринино светлое, неизмученное прошлое. И этот перезвон голосов в зрителе отзывается мыслями о себе прежнем, чистом.
Спектакль, конечно, не о Катерине. Ее поступок и по меркам современников Островского считался, как известно, чудаковатым (в заданных обстоятельствах). А сегодня и то больше не пронять зрителя этим отчаянным уходом героини из жизни.
Катерина для нас в спектакле – как иллюстрация или метафора духовных сопротивлений и потерь, которые будем нести, пока крепки устои – ужасы нашего городка. Корысть, зависть, жестокость, лицемерие, неспособность желать свободы и распоряжаться ей.


 Все о них, об ужасах, сказано в ярком программном монологе неудачника-изобретателя Кулигина (Степан Гаю) и, главное, в мрачных массовых народных сценах: бездумное богопоклонство, пресмыкание перед власть имущими, животная грызня за копейку.
Галерея образов (не картонных, а вполне живых!), замечательно созданных актерами Сургутского театра, это подтверждает.
Зритель чувствует, что не так проста Кабаниха (Юлия Уткина): есть у нее слабости, которые пытается затереть (любовь к Дикому, например). Но в памяти все же останется сцена, полная неимоверно мощной омерзительности. А вырастает она из самой короткой фразы в тексте пьесы: «В ноги!» У Островского так Кабаниха учит сына кланяться матери на прощанье…
Тихий алкоголик Тихон (Дмитрий Кожин) вроде и безобиден в своих варежках на резиночке и в финальном вопле: «Хорошо тебе, Катя, а я-то на что остался жить да мучиться!» – а все же и плюху жене заломить может.
Сестра его Варя (Таисия Слепцова) – инфернальница, искусительница, тоже хочет воли и помогает воле Катерины. Но в ее голосе, поступи, взгляде мы читаем вызревающую Кабаниху.
Дикой (Сергей Дороженко), пьяно-клюквенно блуждающий по сцене с самоваром и с напевом «Среди долины ровныя…», – разве мы поверим в его исповедь, как он сожалеет о своем драчливом нраве самодура? Хотя, может, и поверим – до очередных разборок с Кулигиным.
Как будто карикатурная слепая Феклуша (Юлия Тюкалова) в спектакле объединяет двух персонажей пьесы – странницу и сумасшедшую барыню. Ее появление на сцене под туземные ударные, в обрамлении банды безногих богомолок, и ее крик – протяжное, мерзкое, утробное «БЛААЛЕПИЕ!» – вишенка на торте фантасмагории.
Феклуша и Кабаниха – двойники, обе с повадками, как сказали бы в народе, паханов. Кабаниха мудрее – потому и забирает у псевдослепой Феклуши солнечные очки, которыми впредь с удовольствием пользуется, когда хочет по-стариковски притвориться несведущей, как будто не видит окружающий мир, где события, бывает, идут не «по-еёному». Но такое случается редко.
Мир Кабанихи победил время. Ведь и сейчас «невидимые и неслышимые слезы льются за запорами». XXI век, а мы встаем перед необходимостью принимать закон о домашнем насилии… Энергия самодурства, ненависти, мздоимства, вырабатываемая обществом, – вот что действительно могло бы безостановочно питать «перпету-мобиль», о котором мечтал Кулигин.
…«Такая уж зародилась я, горячая!» – эти бесхитростные слова Катерины объясняют, почему разгуливает она среди средневековой зимы без шубы и шапки, почему не страшен ей людской суд. Программный монолог («Почему люди…») звенит среди зимы, героиня читает его среди снегов, в легком платье, обнажая чувства.
И сломит ее окончательно только любимый человек, отказавшийся взять ее с собой. А вот дальше… Были б иные обстоятельства – можно бы и дальше жить. Но иного не дано.
Катерина не умирает, а, озаряемая теплым светом, возносится на лодке вверх. Режиссер уполномочен отправить ее, надо думать, в рай. Дарит ей право взлететь, наконец, как птице. А мы?.. Мы остаемся… Зимовать.
Спектакль «Гроза» уже вошел не только в репертуар театра, но и заявлен в рамках инновационного культурно-образовательного проекта «Уроки литературы в театре».
Театр благодарен депутату Думы Югры И. А. Урванцевой за финансовую поддержку постановки из депутатского фонда.