Четыре года назад на сайте «Югра-Информ» был опубликован материал «Либероидам читать воспрещается…», в котором я рассказал о трагической судьбе своих раскулаченных предков. Приведу его ниже с небольшими сокращениями.
«Захожу на сайт УМВД по Тюменской области, читаю длинный список репрессированных. Вот номер 4643: Ковалев Борис Родионович, жена Мария Даниловна, дети Семен, Николай, Дмитрий. В 1930 году раскулачены и высланы по классовому признаку из Викуловского района Тюменской области в п. Рыбный Самаровского района. Реабилитированы в 1993м. Это – мои прадед и прабабушка, а Николай Борисович – дед…
Не были они богатеями и лавочниками. Работали истово, от зари до зари, и с младенчества до гробовой доски. Агафья Ефимовна – баба Ганя, – Царствие ей Небесное, рассказывала, как в семь лет взяла на покосе в руки «литовку» да так, не разгибая спины, и проработала без малого девяносто лет.
Сибирские крестьяне на митинги не ходили, листовки не расклевали, они трудились – хлеб растили, масло сбивали, овец стригли, кормили, одевали и обували Российскую империю.
А потом к ним пришли свои, деревенские голодранцы и лодыри, нацепившие кожаные тужурки и красные косынки. С наганами пришли да мандатами. Выгребли подчистую хлебушек, «обобществили» скотину, забрали добротный дом под сельсовет. А крестьян посадили на подводы, позволив взять с собой топор с пилой да по паре валенок, и отправили на Север…
В далеком 30м году их буквально выбросили на неприютном обском берегу, неподалеку от поселка Нялино. Каково пришлось в ту первую зиму старикам, женщинам, ребятишкам – без жилья, продуктов, теплой одежды, – не знает никто. Лишь забытые людьми и поросшие кедрами могильные холмики свидетельствуют о том черном горе, что постигло Россию…
До сих пор звучит в памяти мягкий голос бабы Гани, читавшей-напевавшей вот эти строки:
На берегу Оби бурливой
Стоят палатки на песке.
Там слышен голос ворчаливый
И крик десятника в леске.
Поселок новый разбивая,
Строитель ходит у реки.
И тихо песню напевая,
Ведут постройку «кулаки».
Они у речки в косогоре
Закладку делают домов,
Не в силах скрыть печаль во взоре –
Не в радость им проект домов.
Какими трудными путями
Сюда судьба их привела!
Валится лес под топорами,
Визжит безжалостно пила.
С трудом рабочие шагают,
Тащат лесины на подъем,
И тихо песню напевают:
«Еще молодчики, берем».
Со всех концов страны крестьяне
Сошлись в неведомый урман.
И все, как будто каторжане,
Плетутся вечером на стан.
Покушав черствого с водою,
Ложатся на ночь, на покой.
И все с заветною мечтою:
Когда вернемся мы домой?
Через год их перебросили на строительство столицы только что образованного Остяко-Вогульского национального округа. Мужики с темна и до темна под конвоем поднимали новый город, а их женам и ребятишкам власти милостиво разрешили рыть землянки на окраине Самарово, в дремучей тайге.
Однажды вечером мой прадед, Ефим Владимирович Рашев, не вернулся домой. Другие мужики потом рассказали, что внезапно ему стало плохо и он умер здесь же, на лесной делянке. Охранники не позволили остальным «колонистам» бросить работу и увезти старика семье. Его тело быстро закопали где-то в общей могиле, вместе с несколькими другими несчастными.
Я до сих пор нередко гадаю – где лежит прах моего прадеда? Может, под шикарным концертно-театральным центром? Или под зданием какого-нибудь музея? Или под асфальтом одной из улиц, и над ним проносятся сейчас «крузаки»?..»
А через несколько лет я получил по «электронке» письмо от жителя Омска Юрия Гнусина. Он рассказал, что в интернете наткнулся на мой материал, увидел портрет Ефима Рашева – и остолбенел. Несомненно: лицо этого человека он уже видел на старой потрескавшейся фотографии из своего семейного архива…
Вот что он написал: «Прадеда у меня звали Дмитрий Рашев, отчества не знаю. Также с Тобольской губернии. По словам моей прабабушки – его жены, – у них была большая семья. Дмитрий ушел с казаками в Гражданскую, и о его судьбе больше ничего не известно. Дядя мой, Михаил Петрович, рассказывал, что когда-то в детстве он с моей бабушкой ездил в Ханты-Мансийск в гости к родственникам. Встречал их мужчина, на пристани они долго, со слезами, обнимались, скорее всего, долго не виделись. Гостили где-то под горой у реки, в небольшом домике, рядом был гидроаэродром».
По словам Юрия, на фотографии времен Первой мировой справа был изображен его прадед Дмитрий Рашев, до революции вроде бы живший в деревне Скрипкино Викуловского района, а рядом с ним – кто-то из близких родственников, тоже служивший в то время в императорской армии.
Естественно, я ответил обретенному родственнику: «Моя бабушка – Агафья Ефимовна Ковалева, в девичестве – Рашева, родилась 30.01.1917 в деревне Скрипкино Викуловского района Тюменской области. Зарегистрирована в Ермаковской церкви. Ее отец (мой прадед) – Рашев Ефим Владимирович. Между прочим, все сестры Рашевы жили в маленьких домиках на берегу Иртыша, неподалеку от Гидропорта. К сожалению, никого из них уже нет в живых…»
Почти сразу же пришел и отклик из Омска: «Какая-то неизвестная мне часть истории одной из ветвей моего рода приоткрылась. Что-то упорядочилось в моей голове. Если честно, то слеза накатывалась на глаза, когда читал ваши статьи. Все-таки какая-то генная память есть у людей, которая где-то в глубине души цепляет и напоминает о родовом прошлом. Сколько все-таки пришлось им вытерпеть! Наша жизнь, наверное, им показалась бы сказкой...»
Поиск по оцифрованным данным Тобольского архива позволил приоткрыть тайну старой фотографии. В переписных листах первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года по Тобольской губернии в деревне Скрипкина значится крестьянская семья Рашевых: Владимир Семенович, 55 лет, Татьяна Тимофеевна, 44 года, и четверо детей – Григорий (14 лет), Ефим (13 лет), Димитрий (5 лет) и Лукерья (6 лет).
Получается, что наши с Юрием Гнусиным прадеды – родные братья. Либо во время Первой мировой, либо сразу после демобилизации они встретились и сфотографировались на память, вряд ли предполагая, что на этот снимок будут смотреть их далекие праправнуки. Смотреть – и равняться на своих предков…
Опубликованных комментариев пока нет.