Роман Силантьев: «У террористов нужно выбить их главный козырь – устрашение»

Не так давно Югру посетил известный российский религиовед, историк религии и исламовед Роман Силантьев. Он встретился со студентами ЮГУ и рассказал об опасностях современного терроризма, после чего ответил на вопросы нашего корреспондента.

—  Какой вид терроризма самый опасный на данный момент? Подрывники-смертники?
— Сейчас наибольшую угрозу представляют школьные расстрелы. Это так называемая субкультура «Колумбайн». Участились случаи попыток убийства своих одноклассников. Такие атаки у нас предотвращают несколько раз в неделю. Так что если ваш одноклассник, которого все обижают, внезапно записался в стрелковую секцию, обратите на это внимание.
Конечно, «обычные» теракты никуда не делись. Такие преступления предотвращаются практически ежедневно. Ваш регион, кстати, террористам интересен, поскольку здесь много обеспеченных и молодых людей. Например, в 2010 году в Радужном действовала ваххабитская мечеть. Местное население и органы очень нервно к ней относились — люди опасались, не будет ли попытки захватить город. В итоге мечеть ликвидировали, а этих «товарищей» разогнали. Так что Радужный отделался легким испугом. В городе Покачи был ваххабит, сорвавший празднование 9 Мая. Сейчас самые болезненные точки — Нижневартовск и Сургут. Такие же проблемы и у ваших соседей на Ямале.
—  Утверждается, что терроризм не имеет национальности и религии, но почему тогда сейчас почти все террористы — исламисты? Мусульманам просто не повезло или дело в чем-то другом?
— Так сложилось. В принципе, это могло случиться с любой религией. Есть даже буддисты-террористы, и у христиан такое бывало. Сейчас это происходит с мусульманами. Возможно, вскоре ситуация принципиально изменится.
—  О чем идет речь?
— Потихоньку набирают силу террористы старого образца — политические. У нас распространены секты, апеллирующие к ностальгии по СССР. Они призывают не платить налоги современному «оккупационному» государству и продают желающим свои документы (причем не за старые советские рубли, а за вполне современные). Создают свои министерства, КГБ. И прямо говорят, что когда придут к власти, расстреляют как изменников всех, кто им не помогал.
—  А как много террористов действительно верит в то, что они декларируют? Они правда все фанатики или это просто такой вид бизнеса?
— Думаю, они все в это верят в большей или меньшей степени. Есть там, конечно, наемники — у них только корыстные соображения. Но костяк — верит.
 Выходит, убийство того же Аль-Багдади сильно на них не повлияет, не породит смуту, борьбу за власть, распад? Он просто станет очередным «мучеником»?
— Нет, конечно. У них все давно продумано. Были же убийства бен Ладена, Басаева… У нас помогло справиться с ситуацией на Северном Кавказе не уничтожение ведущих террористов, а грамотная зачистка среднего и низшего звена.
—  Возможно ли в принципе как-то перевоспитать пленных боевиков? Во время наступления Турции на силы курдов появилась информация, что захваченные игиловцы, пользуясь неразберихой, сбегают. Возникает вопрос: зачем вообще брать террористов в плен?
— Да, они бежали. Насчет плена — с какими-то целями, да, брали, может, потом об этом пожалели. Может, действительно эти люди добровольно сдавались, чтобы сохранить свои жизни. Нужно смотреть каждый конкретный случай, чтобы понять. Но перевоспитанию они практически не подлежат. Да никто этим особо заниматься и не собирается. Если бы их было человек 10 на большую страну, то еще можно было бы о чем-то говорить. Но когда их десятки тысяч на маленькое государство… Зачем это?
—  Когда в Сирии все только начиналось, в иностранных СМИ писали, что наши спецслужбы особо не препятствуют выезду людей, которые затем вливались в ряды ИГИЛа [организацию, запрещенную в России].
— Конечно, террориста проще уничтожить на чужой земле авиаударом, чем выкуривать из многоэтажных домов в своих городах. Совершенно несопоставимые усилия.
 Какова опасность, что выжившие вернутся? Пусть даже немного, но с боевым опытом.
— Даже желание вернуться возникнет у подавляющего меньшинства. Большая часть останется в земле. Из выживших попытаются вернуться немногие. А из них большую часть отловят еще на границе. В списках они есть, и уже таких ловили. Удачно вернуться смогут максимум единицы.
—  В идеологии ИГИЛа [организации, запрещенной в России] уже воспитано немало детей. Что с ними делать? Пока они ничего плохого не сделали, но это практически гарантированно будущие террористы.
— Да, когда они вырастут, так и будет. Обратно принимать их было нельзя. Это неправильная позиция. Сейчас нужно как минимум лишать родительских прав таких матерей, чтобы попытаться перевоспитать детей отдельно от них. Потому что взгляды этих женщин не изменились.
—  Из выступлений специалистов в данной сфере можно сделать вывод, что терроризм — это надолго. Как с ним жить? В частности, как подавать информацию о терактах?
— Если есть возможность «замолчать» теракт, объяснить все «взрывом газа», это нужно делать. Такая политика выбивает у террористов главный козырь — устрашение. Полностью блокировать информацию сейчас невозможно, но есть и другие методики. Да и сплошное замалчивание не сильно помогло СССР в свое время.
—  В те времена тоже были террористы?
— Были. Например, в Краснодаре один товарищ взорвал автобус по причине ненависти к «высоким» людям. Проблема в том, что даже невменяемый человек спокойно может устроить теракт.
—  Почему государство уделяет такое внимание борьбе с террористами? Не перегибаем ли мы палку с мерами безопасности?
— Терроризм — это инструмент дестабилизации обстановки. В царской России убийство тысяч чиновников очень способствовало революции. Уцелевшие просто боялись нормально работать. Гибнет царь, премьер-министр, губернаторы. Что должен думать простой полицейский о своих шансах выжить? Если бы не революционный терроризм, то и царский строй, может быть, не пал. Это не я придумал, это еще Ленин говорил. Кому нужно государство, если оно тебя не защищает?
Если же говорить о мерах безопасности, то мы уже подошли к пределу возможностей — дальше что-то вводить будет чрезмерным.
—  В одном из интервью вы говорили, что сарказм, юмор — лучшие методы борьбы с терроризмом. Но кто и как должен шутить над ними, чтобы не быть привлеченным к ответственности за «пропаганду»?
— Тема очень тонкая. У нас была договоренность с «Уральскими пельменями», но они потом развалились, и сейчас это неактуально. Но все верно, здесь нужен коллектив высокого уровня. Обязательно стоит заручиться поддержкой властей, чтобы можно было спокойно этим заняться. В принципе, эта проблема уже не так остро стоит. А учитывая побочные эффекты, это все же рискованная идея. Потому что обязательно кто-то напишет: «Только благодаря этому выступлению мы об этом ИГИЛе [организации, запрещенной в России] узнали, ребенок заинтересовался» и т. д. Сатира должна быть грамотной, с предварительными договоренностями.