С миром внутри

Учитель русского языка, литературы и истории Василий Васильев – уникальный специалист в области олигофренопедагогики – 29 лет посвятил воспитанию и обучению детей с ментальными нарушениями.
Последние восемь лет он возглавляет Ханты-Мансийскую школу для обучающихся с ограниченными возможностями здоровья, внедряя передовые методы обучения детей с аутизмом и другими патологиями. Он признаёт: чудес не бывает, но все-таки коллектив его школы делает все возможное для социализации подопечных.
Маленькие, но победы
– Василий Николаевич, бытует мнение, что особенные дети – результат асоциальной жизни их родителей. Насколько это соответствует действительности?
– Может быть, раньше в какой-то мере это было правдой. Помню, в 2005 году, когда я приходил на родительское собрание (а оно было в субботу), в зале стоял стойкий запах перегара – накануне многие из них, видимо, хорошо отмечали пятницу. Сейчас такого нет. Например, дети с расстройством аутистического спектра или с синдромом Дауна рождаются даже у очень здоровых, порядочных и успешных пар. Во многом такие родители помогают нам в работе, хотя чаще всего сердобольные мамы, папы, дедушки и бабушки, наоборот, мешают рабочему процессу. У них слишком развита опека над ребенком – вплоть до того, что десятилетнему дитяти завязывают шнурки, хотя тот вполне способен сделать это сам. 
Еще, бывает, родители начитаются советов в интернете и начинают нас учить, как воспитывать их ребенка. А ведь у нас работают не просто педагоги – люди со специальным образованием, окончившие особые педагогические вузы, где по пять-шесть лет обучают специалистов в области дефектологии, а также учителя, прошедшие специальную переподготовку!
– Расскажите о специфике работы учителя в школе с особенными учениками.
– Прежде всего, у нас нет такой эмоциональной отдачи, как это бывает в обычных школах, когда ученики вырастают, становятся врачами, офицерами, учителями, спасателями и мы гордимся ими. Мои нынешние дети никогда не смогут переступить эту невидимую черту. Но у нас тоже есть свои маленькие победы, когда мы видим их работающими. Дворники, маляры, штукатуры, дорожные рабочие, повара – тоже очень достойные профессии. Чаще всего у ребят нет карьерного роста из-за того, что, помимо ментальных нарушений, у них множество других патологий, например детский церебральный паралич. 
Еще у таких детей часто слабая кратковременная память, они плохо запоминают то, что им только что сказали, поэтому приходится повторять одно и то же. Каждый раз перед уроком тебе надо придумывать, как преподнести детям ту или иную информацию, потому что образовательные стандарты никто не отменял – надо усваивать программу. У нас в стране считается, что необучаемых детей нет. Думаю, что это правда – за исключением совсем тяжелых случаев, когда дети с рождения слепоглухие и лежачие. Там индивидуальный учитель может только взять ребенка за руку и посидеть с ним, но этого недостаточно.
Просто дети
– Хотят ли молодые педагоги работать в столь непростом учебном заведении?
– Еще как! У меня по сорок заявлений в столе лежит. Это непростая работа, но у нее есть свои плюсы. Во-первых, наши учителя получают повышенную заработную плату за счет надбавок. Во-вторых, в области олигофренопедагогики можно развиваться так же, как в обычных школах, – придумывать открытые уроки, повышать квалификацию, узнавать больше о детях с аутизмом, об их обучении, внедряя новые методы. В-третьих, у нас дружный коллектив и много учителей-мужчин – в такой сфере они предпочтительнее, поскольку имеют большой авторитет у ребят с инвалидностью, могут проявлять где-то жесткость и характер. Они редко поддаются на манипуляции со стороны детей – и такое тоже бывает. 
Очень часто особенные дети добиваются своего криком. Если чего-то хотят, доходит до того, что мама просто не знает, как справиться с ребенком. И если вовремя не взяться за воспитание такого чада-тирана, можно получить что угодно – вплоть до того, что взрослый подросток с интеллектом малыша начинает бить и терроризировать своих родителей.
– Все ли педагоги справляются с работой в вашей школе?
– Нет, бывает, что уходят через месяц или полгода. Думаю, учителю необходимо иметь немало мужества, стойкости и терпения для такой работы, а еще, конечно, он должен любить свой предмет и детей. Да, они особенные, но, преж-де всего, они дети: так же бегают по коридорам, дергают девчонок за косички, подначивают друг друга, иногда дерутся. 
Есть у нас один мальчик, так при бабушке он – «зайчик», со страдальческим лицом, и одна нога у него короче другой. Но, как только бабушка – за порог, он пулей по коридору – и кататься на лестничных перилах. Я ему раз делаю замечание, два, на третий пригрозил, что покажу видеозаписи его проделок бабушке. Теперь он ведет себя лучше.
Тяжёлый труд
– Что бы вы назвали самым сложным в работе педагога спецшколы?
– Общение с родителями. Им зачастую сложно понять и принять, что у них – особенный ребенок и он такой, какой есть. Его можно чему-то научить, но он всегда будет особенным. Таких мам и пап часто обманывают в обычных школах, говорят: «Ваш малыш не справляется. Отправьте его в спецшколу, там с ним годик-три позанимаются специалисты, и он, набравшись опыта, вернется». Не вернется. Наоборот, родители будут ждать от нас чуда, а когда через три года их ребенок с тяжелыми ментальными нарушениями так и не становится отличником, идут жаловаться в прокуратуру и департамент образования. 
Но надо быть реалистами. У нас в штате есть психологи, они периодически разговаривают не только с детьми, но и с родителями. Никто не учит быть родителем особенного ребенка, а это тоже тяжелый труд, и мы это понимаем. Всем, когда рождается малыш, хочется видеть его кем-то великим, успешным, но я думаю, более важно, чтобы он был любимым, желанным, ведь дети это чувствуют. У них внутри – целый мир, и, если ты очень-очень терпелив, они тебя в этот мир впустят.