«Я очень скучаю по своим маленьким пациентам»

Равиля Белоусова – врач со стажем больше 30 лет. Еще три месяца назад она и представить не могла, что после многих лет работы во главе детского инфекционного отделения она будет в буквальном смысле спасать жизни взрослых больных. Коронавирус стал причиной смены профессиональной специализации для тысяч врачей России. О работе в новых реалиях врач Сургутской окружной клинической больницы поведала в интервью «Сургутской трибуне».


Помогает только настрой

– Равиля Анваровна, вы помните тот день, когда поняли, что эпидемиологическая обстановка в России близится к апогею и врачам предстоят трудные времена?
– Это было в марте, и я тогда находилась в Москве. Там уже ввели самоизоляцию, было госпитализировано много заболевших. На улице было заметно меньше людей. 30 марта, уезжая из Москвы, я поняла, что это ждет и нас в регионах. 

– Когда вы приступили к работе? Как быстро ухудшалась обстановка в вашей больнице?
– На работу я вышла в середине апреля. Тогда у нас в СОКБ было еще относительно спокойно. Для лечения пациентов с COVID–19 было задействовано всего два этажа. А вот с первых чисел мая мы уже начали работать в полную силу. Третий этаж, на котором работает мое отделение, заполнился буквально за два дня вновь прибывшими пациентами. Пациенты поступали один за другим, многие из них были в тяжелом состоянии, с одышкой, направляли их на кислород [поддержка аппаратами искусственной вентиляции легких].

– Насколько увеличилось ваше рабочее время?
– Большую часть времени мы теперь, конечно, проводим на работе. Рабочий день действительно удлинился для того, чтобы нам все успеть. Мы задерживаемся намного, приходится приезжать и в выходные. Пациенты тяжелые, и их нельзя оставлять без внимания. Нужно ежедневно контролировать насыщение крови кислородом, идет ежедневная коррекция лечения. В таком ритме мы работаем сейчас.

– То есть у большей части госпитализированных пациентов лечение протекает тяжело?
– Да, это так. Вы же знаете, что любую инфекцию половина заразившихся переносит бессимптомно или в легкой форме, но а другая половина – с осложнениями. Есть также и группы риска: это пациенты преклонного возраста и с сопутствующей патологией.

– Заметили ли закономерность – какие действия лучше всего помогают излечиться?
– Здесь нужно говорить не о конкретных действиях, а об эмоциональном состоянии как заболевших, так и врачей. Пациенты, конечно, напуганы информацией из СМИ. Но мы всегда их настраиваем позитивно. И те, кто мыслит положительно, очень хорошо идут к выздоровлению. Сегодня, например, мы были очень рады, когда у нас выписывался пациент с 85% поражением легких. Он был с сопутствующей патологией, страдал ожирением и гипертонической болезнью. Но он был настроен положительно. Он прошел противовирусную и антибактериальную терапию. В итоге он выписался практически без последствий. У нас это вызвало ликование и большую радость. Такой пациент у нас не один.


Задействованы все

– У вас в отделении были летальные случаи?
– К счастью, нет. Пациентов с острой дыхательной недостаточностью направляем в реанимационное отделение. Там врачи вообще не выходят из палаты. Мы переводили туда троих больных, они были на ИВЛ, и, к нашему великому счастью, все три пациента были экстубированы [введение эндотрахеальной трубки в трахею]. Это три тяжелых случая, которые закончились благополучно.

– В таком тяжелом ритме жизни вы с коллегами находитесь достаточно долго. Как удается сохранять позитивный настрой, о котором вы говорите? Наверняка не обходится и без состояния морального упадка?
– Есть такое понятие: второе дыхание. Вот оно уже окрылось. Сейчас мы поняли, что это за заболевание. Если с первыми пациентами мы руководствовались схемами лечения, которые нам присылали из Москвы, то сейчас мы уже ориентируемся в заболевании самостоятельно. Мы сразу понимаем, в каком направлении вести лечение. Поначалу, может быть, и были у нас психологические срывы, было тяжело. Но даже я, проработав больше 30 лет, удивляюсь нашей молодежи. Они действительно очень стараются и проявляют стойкий характер.

– На самом ли деле многим медикам пришлось переквалифицироваться и бросить все силы на фронт борьбы с коронавирусом?
– Да, это так. К нам пришло много молодых врачей из других отделений. У нас в штате сейчас работают гинекологи, кардиологи, неврологи, эпилептологи, хирурги, эндокринологи. Мы все обучены работать с коронавирусной инфекцией. У нас прошло несколько семинаров, которые проводили федеральные медицинские центры, после этого были зачеты. Весь медперсонал настроен на работу. Я отнюдь не приукрашиваю.

– У вас остается хоть какое–то личное время? Видят ли вас домочадцы?
– С семьей я сейчас в основном общаюсь онлайн. Но связано это прежде всего с тем, что мои дети живут в Москве. Зять, кстати, так же будучи врачом, работает сейчас с пациентами с COVID–19. Делимся с ним, конечно, какими–то наработками, наблюдениями. Мой супруг также работает. И пусть в этот период близких контактов с семьей стало меньше, но благодаря удаленным технологиям связь мы не потеряли, разговариваем каждый день.


О плато говорить рано

 – Известно, что большую долю заболевших коронавирусом составляют медики. Вашу семью, учитывая, что там есть врачи, да еще и из Москвы, инфекция не затронула?
– Нас, слава богу, пока обходит стороной. У нас сейчас достаточно защитных средств. Мы снабжены защитными костюмами, антисептиками. Мы ведь пока единственное в Сургуте лечебное учреждение, занимающееся пациентами с коронавирусом, поэтому не жалуемся на обеспечение СИЗами.
Я думаю, что в большей, чем мы, опасности находятся врачи, у которых нет защиты. Это те же терапевты. Они не знают, с каким заболеванием к ним пришли. Возможно, пациента беспокоит повышенное давление, но в то же время он уже инфицирован коронавирусом и находится, допустим, в инкубационном периоде. При этом в первые дни заболевания человек с COVID–19 особенно заразен. И врачи, сидя на обычном приеме, не защищены в той степени, что инфекционисты.

– Вы, наверное, видите, какие условия работы врачей в других регионах. Многие из них записывают видеообращения по этому поводу. Что думаете об общей ситуации в стране?
– Да, я видела выступления коллег. Где–то нет доплат, где–то отсутствуют защитные костюмы и СИЗы. Поэтому и много летальных случаев. В Дагестане, где сейчас такая напряженная ситуация, видимо, действительно не было СИЗов. Конечно, это печально очень. У нас ситуация обстоит иначе. Мы можем сосредоточиться исключительно на работе.

– Замечаете ли вы скепсис горожан в отношении нынешних мер предосторожности?
– Да, до сих пор еще люди не верят, что это действительно серьезное заболевание. Посещая продуктовые магазины, я вижу, что далеко не все соблюдают предписания. Много народу на улицах. Сургутяне в этом смысле достаточно беспечны. Хочу, пользуясь возможностью, сказать горожанам, чтобы они не думали, что эта болезнь такая же легкая, как ОРЗ. Всем следует соблюдать масочный режим, ходить в перчатках. Мы работаем на благо населения, но от нас далеко не все зависит. Мы очень сильно зависим от дисциплины горожан. Сейчас у нас идет пик заболеваемости. На плато, которого все ждут, мы пока не выходим.

– По-вашему, когда население, включая врачей, сможет вернуться к привычной жизни?
– Я думаю, как любое инфекционное заболевание и любой эпидпроцесс, в течение 2,5–3 месяцев это будет продолжаться. И если мы будем соблюдать все предписания Роспотребнадзора, то к началу августа все-таки ситуация в Сургуте разрешится. Я очень на это надеюсь. А пока мы все работаем без отпусков и без выходных.

– Чего вам сейчас большего всего не хватает?
– Я детский врач и очень скучаю по своим маленьким пациентам. Мы все ждем возвращения к той жизни, которая была у нас до коронавируса.