«Языки имеют свойство утрачиваться»

– Олег Сергеевич, добрый вечер. Давайте, пожалуй, начнем с текущего вопроса: почему площадкой для форума выбрали Ханты-Мансийск?
– Здесь есть простое объяснение – это хорошая, известная, наработанная площадка, близкая к центру России с точки зрения географии. Это национальный регион, при этом именно многонациональный, что прослеживается и в названии. Это регион, известный своими положительными и успешными практиками в сфере национальных отношений и поддержки коренных малочисленных народов. И поскольку перед нами стояла задача провести форум именно по вопросам малочисленных народов, то Ханты-Мансийск подошел под эту роль идеально. Плюс ко всему, Югра откликнулась на призыв одной из первых. 

«Нужно подумать о целевом наборе на лингвистические специальности»
– В чем сегодня состоит проблема с родными языками малых народов?
– Проблема известная – языки имеют свойство утрачиваться. Как уже говорил руководитель ФАДН России Игорь Баринов, за последние 25 лет в стране были утеряны 14 языков. Под угрозой находится еще больше: Институт языкознания РАН в числе таких указывает около 50. Конечно, с одной стороны, это не только наша, но естественная история: население из сельской местности перебирается в города, там ассимилируется и растворяется. И, соответственно, в местах не традиционного проживания тяжелее сохранить родной язык. 
Язык – основа самобытной культуры, и с ним, к сожалению, утрачивается и она. Мы видим эти проблемы, обсуждаем их на постоянной основе, в том числе с министерством просвещения, это одна из наших главных совместных задач. 
Например, у нас сегодня есть актуальная проблема с подготовкой специалистов по преподаванию родных языков. Здесь прямая корреляция с переездом из сельской местности в города: люди теряют потребность в общении на родном языке. Не всегда есть условия для подготовки специалистов, не всегда мы такие условия в силу образовательных стандартов можем создать.
– Как раз накануне беседовал с Игорем Набоком, завкафедрой этнокультурологии в университете имени Герцена. Он поднимал такую проблему: допустим, в регионах готовы найти желающих пройти обучение и преподавать родные языки. Но в силу их оторванности от культурных центров, того же Петербурга, они, как правило, уступают в результатах единого госэкзамена жителям этих культурных центров, поступающим на гуманитарные специальности…
– Так и есть. Это один из предметов нашего обсуждения с профильными ведомствами и на законодательном уровне в целом. Все-таки, как ни крути, если мы хотим решать конкретные проблемы коренных малочисленных народов, в отдельных случаях мы, наверное, должны пересматривать законодательство в их отношении. Если мы говорим об образовании, то понятно, что выпускник школы из условного поселка в Югре или на Ямале объективно в большинстве случаев не будет конкурентоспособен в сравнении с выпускниками условной московской спецшколы. И естественно, что со своими баллами по ЕГЭ в порядке общего конкурсного набора в ведущий гуманитарный вуз страны не поступит. Мы говорили и говорим о том, что нам нужно подумать о целевом наборе, как это практиковалось в советское время. Чтобы выпускники, объективно не вполне конкурентоспособные с точки зрения современного законодательства и результатов ЕГЭ, все-таки поступали, получали образование, возвращались обратно и продолжали дело по сохранению своего языка.
– А насколько это нужно им самим? Может быть, подавляющее большинство и не стремится к родной речи, может, это просто работа ради работы?
– Пока у нас, у государства, есть силы и возможности, мы должны работать над сохранением языков. Язык – то лучшее и светлое, что концентрируется в нас на уровне генетической памяти. Возьмите любого писателя, поэта, музыканта: их творчество на родном языке, в родной мелодике всегда несет куда более яркий и живой оттенок. Расул Гамзатов никогда не писал на русском – он всегда писал на аварском. Другое дело, что, зная русский язык, он мог подсказать переводчикам тот смысл, который он заложил в конкретное произведение. Но изначальный посыл всегда звучал на аварском. И если сегодня мы услышим стихи на эвенкийском или, например, алеутском языке, то, само собой, многое или многие не поймем. Но общий настрой, ту мысль, что они несут в мир, уверен, прочувствовать сможем.

«Русский язык нельзя подменять родным»
– В последние годы шло серьезное обсуждение темы преподавания на родных языках в национальных республиках. Как эта ситуация развивается сегодня? 
– Она достаточно неоднозначная. Мы пришли к такому консенсусу: есть понимание, что при необходимости изучения родных языков русский, как государственный язык Российской Федерации, не должен оставаться в стороне. Дети в национальных республиках, в других субъектах Федерации могут и должны изучать родную речь. Но, подчеркиваю, не в ущерб русскому языку.
– Это тема для подробного обсуждения, на которое, к сожалению, у нас не хватит времени. В целом, каких результатов вы как представитель ФАДН ждете от форума в Ханты-Мансийске и Года языков коренных народов в России?
– Позитивных, безусловно. Да, это наша ежедневная работа, но, подчеркну еще раз, необходимо найти форматы для помощи родным языкам на всех уровнях. Именно для этого по поручению нашего президента создан Фонд сохранения и изучения родных языков народов России. И, безусловно, нужна некоторая популяризация самой идеи. 
Здесь могу привести свой пример. Я рос в советское время, дома до сих пор хранятся разные книги, в том числе прочитанные в детстве карельская «Калевала» и киргизский эпос «Манас». Да, они переведены на русский, но даже в таком виде вызывают неподдельный интерес к культуре этих народов. Уверен, что мы должны двигаться в этом направлении.
И еще из детства. Такое популярное стихотворение Агнии Барто со знаковыми строчками: «У москвички две косички, у узбечки – двадцать пять». Мы его читали, учили. Сопровождалось оно соответствующими иллюстрациями, и это прекрасно работало. Никогда с той поры у меня не возникало вопроса: а почему все же у узбечки двадцать пять?