«Лайки» и «дизлайки» поставят потомки

Когда ругают «лихие девяностые», я понимаю за что. Но никогда к этому хору не присоединяюсь, поскольку считаю, что для журналистики это была «болдинская осень», время возможностей.

Жили тяжело, а в профессии были счастливы. Не было уже нужды в эзоповом языке (хотя, может быть, овладение им – навык нелишний), с перестройкой улетучился куда-то Главлит (это когда газету цензурировал специальный орган), на летучках журналисты наперебой выбирали темы поострее. Писать нескучно, смело и талантливо – к этому призывал нас редактор Новомир Патрикеев, легенда югорской журналистики, чья звезда год назад появилась на фасаде здания Музея геологии, нефти и газа. Расследование, судебный очерк, критическая статья… Мы были готовы неделями мотаться по округу, чтобы написать что-то стоящее. Нам никто не ставил «лайки»: в эру печатных машинок приняты были другие формы одобрения, совсем не виртуальные. Нас поддерживали сами читатели, запросто заходившие в редакцию.

Помню, как однажды пришла в отдел писем, где я работала, красивая молодая женщина. Ей нужно было поговорить с журналистом один на один. Она только что вышла из мест лишения свободы, ей дали комнату в общежитии. Но девочка-соседка ее очень боится, прямо трясется от мысли жить в одной комнате с бывшей зэчкой. Никакую статью я тогда писать не стала, просто звонила на какие-то этажи власти, просила все устроить. И если что-то удалось мне в журналистике, так, может быть, именно это: порой помочь таким, как та зашедшая в редакцию отчаявшаяся женщина.

И у каждого журналиста нашей газеты - десятки таких историй. Редакция без всякой объявленной акции сверху помогала сиротам обрести родителей. Скольким детям Елена Потехина помогла найти семью, год за годом публикуя статьи под рубрикой «Чужих детей не бывает». И если бы только статьи писала – в каждую историю она вселялась всем своим беспокойным характером, по-другому просто не могла. У человека, обратившегося в редакцию, был шанс решить свою проблему. Журналисты не только писали тексты, но и чинили крыши своим читателям, устраивали в детский сад их детей, как это делала Альбина Глухих. А сколько биографий репрессированных восстановила Валентина Патранова, как билась своими очерками за невинно осужденных. Журналистика всегда была больше, чем профессия, так нас учили, и мы в меру своих сил пытались этому соответствовать. Хотелось работать так же смело и безоглядно, как журналисты «Взгляда», который по пятницам смотрела вся страна, прильнув к телевизорам. Не всегда получалось.

Мы, конечно же, были идеалистами. Может быть, редакция был последним прибежищем этого сорта людей. Для нас это было вольное время. Мы тогда еще не знали, что на свободе жить трудно. Свобода, как писал Сергей Довлатов, «одинаково благосклонна и к дурному, и к хорошему. Под ее лучами одинаково быстро расцветают и гладиолусы, и марихуана». Нам же казалось, если мы, журналисты, вскроем все язвы, страна по-другому задышит. Именно тогда появились в газете статьи о сталинских репрессиях, ссыльных, материалы в защиту традиционного образа жизни коренных народов, против чиновников-бюрократов…

Я вот думаю: на журналистах – какая-то отметина, что ли. Из нашей редакции редко кто уходил в чиновники. Правда, никто и не разбогател. Журналистика никогда не приносила денег (блогеры в этом месте могут победно улыбнуться). Наш бонус был в другом: мы фиксировали время в судьбах людей и тем самым проживали событий чуть больше, чем среднестатистический россиянин. Проработав в газете 30 лет, я понимаю, какая это ценность.
Еще с опытом пришло понимание, что газета на самом деле может немногое. Сегодня время для журналистики не самое подходящее. Ценность текста в СМИ, не будем лукавить, падает. Наша старая рубрика «Газета выступила – что сделано» может вызвать сегодня лишь грустную улыбку. К сожалению, сейчас журналистика тонет в информационном потоке, нагромождение фактов не вызывает эмоций, в погоне за фиксацией событий уходит интерес к человеку. Почти не стало очерков о людях, журналистских расследований.

Сегодня трудно представить, какой будет журналистика через десять лет, даже через пять: так мощно развиваются технологии, так стремительно меняется мир. Скорее всего, в нынешнем виде газеты не сохранятся, трансформируется во что-то другое и блогосфера. Вполне вероятно, что профессионально фильтровать информацию научится робот-журналист. А почему нет, если на наших улицах к 2025 году появятся беспилотные автомобили? Сел в салон и можешь вздремнуть, в нужное место тебя доставят безаварийно.

И все же надеюсь, что ниша качественной журналистики сохранится. Читатели, привыкшие по утрам открывать газету, не дадут ей исчезнуть. Об этом говорят и цифры Всемирной газетной и новостной ассоциации, согласно которым 40 процентов всего взрослого населения планеты ежедневно читает именно газеты. И даже переход на электронные носители вряд ли существенно сократит читательскую аудиторию. Это и дает надежду.

На мой взгляд, писать истории про людей – это то, что составляет сердцевину профессии журналиста. Новости устаревают на следующий день, а способ думать, мыслить, зафиксированный в беседе с человеком, остается. Как мы жили, как ошибались, разочаровывались, негодовали, малодушничали, любили – это все сохраняется для истории.

Ведь, как гласит слоган «Новостей Югры», придуманный нашим коллегой, замечательным журналистом Виталием Копновым, «Потомки поймут наше время таким, каким мы его опишем». Они же поставят нам «лайки» и «дизлайки».