Родители на войне

Моя мама, Антонина Тимофеевна Ионина, родилась 4 сентября 1922 года. Ей еще не было 19 лет, когда началась война. Решив, что она может быть гораздо нужнее на фронте, она вместе со своей двоюродной сестрой пошла в военкомат и написала заявление о добровольном уходе на фронт. Зная свою маму как большую трусиху, я просто не могла себе этого представить.

Ленд-лиз и бесстрашная мама
- Тебе что, не было страшно? – спросила я ее.
- Когда шла в военкомат – нет, – ответила мама. - Но потом, когда я осознала свое решение, а призыва все не было, я испугалась. И даже в глубине души надеялась, что это случится в лучшем случае не скоро. А когда пришла повестка, то это уже стало моим долгом.
Сестру Татьяну определили в медсестры, а мою маму - в связисты (радисткой). Вот так она стала военнослужащей в действующей армии на годы, полные лишений. Звание – сержант, командовала отделением связистов. Она не любила вспоминать военные годы, а я почему-то редко тогда расспрашивала о них. Но кое-что я все-таки запомнила. Наверное, потому что это уж совсем не вязалось с жизнью молодой, хрупкой девушки, у которой талия была равна объему головы. 
Она мне рассказывала о службе на севере, на острове Мудьюк в Белом море, недалеко от устья Северной Двины, там стояла зенитная артиллерия, а также в Мурманске, у берегов Кольского залива. В годы Второй мировой войны нашими союзниками стали США, Англия, Канада. По ленд-лизу (с англ. - давать взаймы) северные конвои через Атлантику, несмотря на потери, доставляли военную технику, продовольствие, а также стратегическое сырье в советские северные порты Архангельска и Мурманска. Корабли были большие, и когда они пришвартовывались в порту, их встречали рабочие для разгрузки этих махин, а также приходили простые жители. Иностранные моряки, в частности англичане, иногда веселились, бросая в толпу банку тушенки. Голодные люди бросались ее ловить, получалась куча, а бывало, и пустую кинут.
Такие шутки со стороны моряков наших союзников, мягко говоря, были некрасивыми. Но, тем не менее, их помощь нельзя недооценивать. Немецкое командование в ответ планировало захват этих городов. Бомбежки были постоянные, но люди не сдавались, не паниковали, а делали каждый свою работу, стремясь быстрее разгрузить (а разгрузка одного судна длилась не менее недели) и переправить уцелевший груз. У связистов своя задача – поддерживать в рабочем состоянии связь, налаживать поврежденный кабель.

На задание по ликвидации порыва ходили в паре с видящим, то есть с человеком, который еще не заболел куриной слепотой. Болели многие, в том числе моя мама 

Она рассказывала:
- Иногда замешкаемся, а тут начинается прилив. Идем, торопимся, а вода быстро прибывает. Вот уже и в сапоги заливает, и выше колен. Хорошо, если светло, а то и под руку ведут, если стемнело, бывало, упадешь, а вода-то ледяная… Придешь, высушишься у костра или печки-буржуйки - и опять на себя надеваешь. Стирать нечем, мыла нет. В складках нательного белья и гимнастерках жили вши. Давили их прямо на себе. Жили мы в землянках. Вместо матрасов были наломанные еловые и сосновые ветки. О постельном белье и не мечтали. Удобства, само собой, на улице. Мало того, почти у всех началась цинга. И, чтобы организм получал хоть немного витаминов, на входе в столовую ставили бак с настоем хвои, и в обязательном порядке перед едой каждый выпивал кружку этого отвара. Кормили по военному времени неплохо. Даже иногда давали фронтовые сто граммов и сахар. Мы, девушки, меняли у мужчин свой спиртовой паек на сахар. Простудами не болели вообще, даже насморка не было. А вот когда на гражданку пришли, то да, болели вплоть до воспаления легких. Но, к счастью, появился пенициллин.
А еще меня поразило из рассказа мамы, что от постоянного недосыпания бойцы засыпали на ходу, во время марш-броска. И она не была исключением. Поэтому всегда пели строевые песни. Мамина любимая - «Прощание 
славянки».
- А насчет того, что мужчин на службе было больше, так они были очень заботливы по отношению к женщинам, как братья, как одна семья. И не было случая, чтобы кто-нибудь обидел девушку. Даже грубое слово в присутствии женщин не произносилось, – рассказала мама. 

Свист пуль, голод, раненый папа
Мой папа, Дмитрий Дмитриевич Литвинов, родился 9 февраля 1926 года. На начало войны ему было 15 лет. Поэтому он ушел на фронт в конце войны. Но, несмотря на то что он, младший брат Василий, отец и дядя были непризывного возраста, войну они почувствовали уже в самом начале.
Жили они недалеко от городка Лодейное Поле Ленинградской области. В июле 1941 года финские самолеты начали бомбить Лодейное Поле. А в сентябре, уже подойдя вплотную, вели активный артобстрел города. Началась срочная эвакуация населения. В результате женщины, дети, старики бежали из города под свист пуль и осколков. 

До поздней осени укрывались беженцы в лесу и прифронтовых деревнях, а потом были вывезены военными машинами за Урал. Отец мне рассказывал, что они очень сильно голодали. В лесу, кроме ягод и грибов, есть было нечего. Взрослые мужчины теряли силу 

И вот однажды они добрались до какой-то деревни, постучали в крайнюю избу и попросились на ночлег. Хозяева уступили им баню.
- Мы натопили баню, помылись, постирали свое белье. Хозяева дали вареной картошки, и мы наелись. В общем, почувствовали себя словно в раю. А еще они нам сказали, что недалеко расположена воинская часть, может, хоть детей накормят, пусть сходят туда. На другой день мы с братом пошли. Солдаты нас накормили, а потом хотели дать для отца и дяди, но мы ничего с собой не принесли. Тогда солдаты принесли каску, наполнили ее кашей и велели приходить завтра со своей тарой. Так было несколько дней, мы отдохнули, немного подкрепили силы. А когда в очередной раз пришли к своим кормильцам, их там не оказалось. Ушли, дислоцировались. Как горько нам стало, но делать нечего, пошли и мы дальше.
Как они добрались до Сибири, не знаю. Но знаю, что мой дед не выдержал этой эвакуации, умер. И уже из Омской области отца в 17 лет забрали на военную подготовку, а в 18 лет он был настоящим бойцом. Шел 1944 год. Воевал на 1-м Прибалтийском фронте, которым командовал Иван Христофорович Баграмян. Это была ударная армия, то есть всегда на передовой. Отец был наводчиком противотанкового орудия. Вот тогда он и был ранен в ногу осколком разорвавшейся рядом мины. Полгода проходил лечение в госпиталях, там и Победу встретил. Ногу чудом спасли, но достать осколок не смогли. Так и проходил с ним всю жизнь. После того ранения долго ходил на костылях, но со временем даже хромать перестал, и инвалидность сняли. С тех пор из всех врачей отец признавал только хирургов. Говорил, что хороший хирург – от бога.

Жизнь после Победы: поселок Сургут и дом-пароход
Закончилась война, отгремели салюты. А вернувшихся с фронта солдат ждали впереди  еще многие испытания. И новые победы в мирной жизни. Нужно было поднимать экономику, налаживать хозяйство, строить города. И с этой задачей они с честью справились.
Моя мама, уже Антонина Литвинова, всю жизнь проработала в школе учителем младших классов. Отец – плотником. Когда в Тюменской области нашли нефть, он одним из первых приехал в 1963 году на стройку в тогда еще поселок Сургут. Жилья не было. Их поселили на списанном пароходе «Урицкий». В летние длинные дни после работы кто-то копал землянки для себя и своей семьи, а кто-то строил балки. Наш отец тоже построил балок, в который и перевез нас с мамой и братом осенью 1964 года. Жили мы в районе нефтяников. Мама работала в школе №5. Отец возглавлял бригаду плотников, причем передовую. За ударный труд его наградили орденом Трудового Красного Знамени.
За работой и заботами незаметно подошла и старость. Прожили они до конца своих дней в Сургуте, который сами же и построили. Мама умерла в 2001 году, отец - в 2005-м. Сейчас они покоятся рядышком на Аллее ветеранов войны. Вечная им память.