Пять недель одного боя

«Железный ветер бил в лицо, а они все шли вперед и, наверное, чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».

Мобилизация-1942

Эти слова высечены на стенах мемориала Сталинградской битвы на Мамаевом кургане. Приведены из текста очерка писателя Василия Гроссмана «Направление главного удара», опубликованного в газете «Красная звезда» 25 ноября 1942 года. Посвящены бойцам и командирам 308-й стрелковой дивизии.

Это соединение сформировано по приказу Сибирского военного округа от 23 февраля 1942 года в Омске на базе Омского военно-пехотного училища имени М.В. Фрунзе из местных мобилизационных ресурсов. В то время территория нынешних Тюменской области, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов входила в состав Омской области (до 14 августа 1944 года). Однако здесь с января 1942-го уже формировались 175-я стрелковая (Тюмень) 28-й армии Юго-Западного фронта (погибла в мае-июне того же года в окружении под Харьковом) и 229-я стрелковая (Ишим) 62-й армии Сталинградского фронта (погибла в июле-августе 1942 года в западной излучине Дона еще на дальних подступах Сталинграда). В среднем Приобье и на Обском Севере высланные в эти места в 1929-1930 годы крестьяне и их дети считались «политически неблагонадежными» и на военную службу по Закону о всеобщей воинской обязанности (ст. 30-я) от 1 сентября 1939 года не призывались. Только в апреле 1942-го Государственный комитет обороны СССР обязал НКВД «призвать в армию 500 тысяч человек, годных к строевой службе из трудпоселенцев». Однако отменить ссылку как правовой режим Сталин не решился. Партийным комитетам было предписано провести мобилизацию репрессированного Советской властью населения под видом патриотического добровольческого движения. 11 июля 1942 года Омский обком ВКП(б) принял постановление N 223 «О формировании Сталинской добровольческой стрелковой бригады омичей-сибиряков». В национальных округах «добровольцев» после обязательной явки в спецкомендатуры НКВД пароходами по Оби и Иртышу вывезли в Омск на сборный пункт «Черемушки». 75-ю Омскую бригаду, численностью шесть тысяч человек, включили в состав 6-го Сибирского добровольческого стрелкового корпуса и в октябре отправили на Калининский фронт (в апреле 1943 года бригаду преобразовали в 65-ю гвардейскую стрелковую дивизию).

Поэтому из-за ограниченных мобилизационных ресурсов территорий начальнику Омского военно-пехотного училища полковнику Леонтию Гуртьеву пришлось формировать 339-й, 347-й, 351-й стрелковые, 1011-й артиллерийский полки, саперный, пулеметный, связи, медико-санитарный батальоны и тыловые службы дивизии за счет подчиненных ему недоучившихся до лейтенантских званий курсантов и возвращенных в строй раненых и больных военнослужащих после их выздоровления в госпиталях, эвакуированных в Омск, Тюмень, Ишим, Называевск, Ялуторовск. Санинструкторами в стрелковые роты зачислили окончивших курсы медсестер тюменских и тобольских девушек.

Старший сержант Нина Кокорина вспоминала: «В 1941 году я окончила школу. Решила поступать в Свердловский университет, но тут началась война. Сестра добровольно ушла в армию на Волховское направление. Старший брат тоже на фронте, с востока переброшен. Отец работает в Госрыбтресте, дома остались мамаша, бабушка и младший братец. Все в Тобольске. В комсомол я вступила еще в школе в 1939 году, потом курсы медсестер, пошла в военкомат. Отказали: «Когда исполнится 19 лет, тогда и приходите». Я написала письмо товарищу Сталину. Получила ответ с резолюцией: «Немедленно отправить на фронт». Нас 45 девушек из Тобольска взяли, сандружинниц большинство. Прибыли на пароходе в Омск...».

Нина Вологодская училась в Тюмени в медучилище: «По радио услышали Молотова. Война! Мне еще 18 лет. В училище переполох: деревенские девчонки сразу разъехались по домам. Из 38 в группе остались только 13. Доучились до мая 1942-го. А по радио все время: «Идут бои...». Вместе с подругами Паной Садыкиной и Тоней Распоповой написали заявления об отправке на фронт. Дали нам по килограмму черного хлеба, посадили в поезд. К вечеру следующего дня уже в Омске. Выдали гимнастерки черные и ботинки солдатские с обмотками. Мы из них чулки сшили. А юбок форменных не было, разрешили ходить в своих. Меня назначили санинструктором в 1-й батальон 339-го стрелкового полка...».

Полковник Гуртьев уточнил: «Формирование дивизии проходило главным образом за счет сибиряков... Формировались мы март, апрель, май. Весной успели выйти в лагерь. Оттуда в первых числах июня выехали в Саратовскую область. Некоторое время стояли в Карамышевке, возле станции Татищево, и там продолжали свою боевую подготовку. Через некоторое время нас отправили на фронт. Ехали семь суток. Привезли 12 тысяч человек. На станции Кумылга частично выгрузились. Доехали благополучно. Только один эшелон был обстрелян с воздуха и ранен один командир взвода. Нас торопили...»

Высоты Котлубани

Прорыв немецких танковых частей к Волге севернее Сталинграда 23 августа стал абсолютно неожиданным для советского командования. Он вогнал клин в линию обороны Юго-Восточного и Сталинградского фронтов. Подходившие к городу с севера и северо-запада железнодорожные линии были перерезаны, нарушен и водный путь по Волге. «Мы смотрели на простиравшуюся за Волгой степь, – записал в дневнике немецкий капитан. – Отсюда лежал путь в Азию, и я был потрясен».

В тот же день немецкая авиация бомбила город с воздуха. Сталинград пылал, как гигантский костер. Были разрушены промышленные предприятия и жилые кварталы.

Сталин, следивший за положением дел из Москвы, настаивал на безотлагательных действиях. 26 августа он послал в Сталинград генерала армии Жукова, только что назначенного заместителем Верховного главнокомандующего вместо маршала Буденного. Жуков должен был к 2 сентября начать отвлекающую атаку: силами 1-й гвардейской армии при поддержке 66-й и 24-й армий ударом с севера восстановить связь с попавшей в трудное положение 62-й армией. Жуков возражал против поспешных действий: необходимые для наступления дивизии, включая 308-ю стрелковую, были еще только на подходе. Но Сталин телеграфировал: «Положение под Сталинградом ухудшается. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление равносильно преступлению».

Советские войска, хотя численностью намного превосходили противника, но находились в менее выгодном положении. Лишенная лесов степь была плоской и не предоставляла атакующим никакой защиты. Без достаточной поддержки танков и авиации наши стрелковые дивизии были бессильны против артиллерийского огня и воздушных налетов противника. Немецкие пехотные окопались в балках – типичных для этой местности глубоких оврагах – и были малоуязвимы от нападения. Тем не менее наступающие советские войска в целом продвинулись на 4 километра в глубь немецкого клина. 8 сентября в бой вступила и 308-я стрелковая дивизия. Она была переброшена в район населенного пункта Котлубань на центральном участке наступления и получила приказ взять стратегически важную высоту.

Заместитель по политической части командира 308-й стрелковой дивизии подполковник Афанасий Свирин вспоминал: «В район Котлубани мы приехали 2 сентября. Несколько дней наша дивизия находилась в распоряжении ставки, а потом была включена в состав 24-й армии... Когда мы получили приказ наступать на высоту 132, 154,2, 143,8, в наступление пошли 339-й и 347-й полки. Нам обещали дать танки для поддержки наступательных действий, но не сдержали этого обещания и четыре дня наши полки наступали на эти высоты без танков, без артиллерии и без прикрытия с воздуха. Высоты эти имели огромное значение, поскольку с них просматривался весь Сталинград. Эти высоты знает товарищ Сталин. (С этих высот с участием Сталина велась оборона Царицына летом и осенью 1918 года – А.П.) Поэтому мы поставили задачу во что бы то ни стало их взять. 19 сентября эти высоты были взяты. Удержать их было нелегко. Потери у нас были большие. В целом по дивизии вышло из строя до тысячи человек...».

18 сентября комиссар 339-го стрелкового полка Дмитрий Петраков написал своей дочке письмо: «Моя черноглазая Мила! Посылаю тебе василек... Представь себе: идет бой, кругом рвутся вражеские снаряды и здесь же растет цветок... И вдруг очередной взрыв... василек сорван. Я его поднял и положил в карман гимнастерки. Цветок рос, тянулся к солнцу, но его сорвало взрывной волной, и, если бы я его не подобрал, его бы затоптали. Вот так фашисты поступают с детьми захваченных городов и сел, где они убивают и топчут детей... Твой папа будет биться с фашистами до последнего вздоха, чтобы фашисты не поступили с тобой так, как с этим цветком». Это письмо было опубликовано впервые в 1957 году. В 1975 году в Городищенском районе к западу от Волгограда создан мемориал «Солдатское поле». На поле, обрамленном братскими могилами (за два дня штурма высот потери 24-й армии убитыми и ранеными составили более 32 тысяч человек – А.П.) стоит бронзовая статуя девочки, держащей в руках василек. У ее подножия – треугольный камень. По форме треугольников, которыми складывали письма во время Великой Отечественной войны. На камне высечены слова из письма комиссара Петракова к дочери.

12 сентября Жуков доложил Сталину: «...Соединение со сталинградцами не удалось осуществить, потому что мы оказались слабее противника в артиллерийском и авиационном отношении... Обстановка под Сталинградом заставила нас ввести в дело 24-ю и 66-ю армии, не ожидая их полного сосредоточения и подхода артиллерии... Такое вступление в бой армий по частям не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение Сталинграда, который без нашего удара был бы взят противником».

На «Баррикадах»

В конце сентября измотанная боями 308-я стрелковая дивизия была направлена в Сталинград. Двигаясь в обход изгиба линии фронта, она проделала 250-километровый марш и в ночь с 1 на 2 октября переправлена через Волгу в горящий город с приказом отбить у врага обратно рабочие поселки при заводе «Баррикады». Основанный в 1914 году как Царицынский орудийный, этот завод, получивший после революции название «Баррикады», считался крупнейшим производителем пушек в Европе.

Начальнику штаба 62-й армии генерал-майору Крылову, будущему маршалу и дважды Герою Советского Союза «заранее было известно, что дивизия Гуртьева имеет значительный некомплект, насчитывая всего четыре с небольшим тысячи штыков. Известно, однако, было и другое: она принадлежит к тем дивизиям, которые на фронте уважительно называли сибирскими... Это были стойкие и упорные бойцы. Наша армия получила тогда одну из лучших своих дивизий, которой командовал превосходный командир».

В послевоенных мемуарах «Сталинградский рубеж» маршал Крылов так характеризовал комдива Гуртьева: «...Он был старше всех остальных наших командиров дивизий и бригад – ему перевалило за пятьдесят – и дольше кого-либо из них находился на военной службе – с девятьсот пятнадцатого года, когда студент Петроградского политехнического института стал прапорщиком-фронтовиком. Потом Гуртьев прошел в Красной армии все строевые должности до своей теперешней. Там, откуда сейчас привел дивизию, с высот Котлубани, он воевал, оказывается, еще командиром взвода, участвуя в Царицынской обороне. До того, как Гуртьеву поручили формировать эту дивизию, он возглавлял Омское пехотное училище. Сказав об уважении, которое внушал к себе этот немолодой худощавый непьющий полковник (через два месяца он стал генерал-майором), я имел в виду не только его годы и послужной список. Не требовалось долго разговаривать с ним, чтобы ощутить его недюжинный ум, эрудицию, общую культуру. Несомненные волевые качества, большая сдержанность, а как потом все мы убедились, и подлинное бесстрашие сочетались у Гуртьева с какой-то особой тактичностью и прирожденной мягкостью».

«Заняв оборону в районе завода «Баррикады», сибиряки, – писал Гроссман, – увидели: темные громады цехов, поблескивающие влагой рельсы, уже кое-где тронутые следами окиси, нагромождения разбитых товарных вагонов, горы стальных стволов, в беспорядке валяющиеся по обширному, как главная площадь столицы, заводскому двору, холмы красного шлака, уголь, могучие заводские трубы, во многих местах пробитые немецкими снарядами... Дивизии предстояло стать перед этим заводом и стоять насмерть. За спиной была ледяная темная Волга, за спиной была судьба России...».

3 октября началась массированная атака немцев на весь промышленный район в северной части города. 62-я армия генерал-лейтенанта Чуйкова оборонялась на фронте протяженностью 25 километров и глубиной от 20 метров. На этой узкой прибрежной полосе, целиком простреливаемой противником, передвижение частей и подразделений могло осуществляться только ночью. Ожесточение борьбы нарастало. Удар немцев по цехам завода «Баррикады» уничтожил 351-й полк 308-й дивизии – уцелели одиннадцать бойцов.

В тот же вечер Чуйков приказал отвести их с передовой. Сталин был недоволен. 5 октября он указал командующему фронтом генерал-полковнику Еременко: «Сталинград падет, если не будут отбиты все попавшие в руки немцев районы. Для этого необходимо превратить каждый дом и каждую улицу Сталинграда в крепость. К сожалению, вы все еще продолжаете сдавать противнику квартал за кварталом...».

К середине октября бои в заводском районе достигли максимального накала. 17 октября немецкие солдаты проникли на территорию обороняемых 308-й стрелковой дивизией «Баррикад». «Вчера, – подытожил в своем дневнике результаты боев пилот пикирующего бомбардировщика, – мы весь день перепахивали горящие руинные поля Сталинграда. Мне непонятно, как люди еще могут жить в этом аду, но русские крепко засели в развалинах, в щелях, в подвалах и в хаосе искореженных стальных каркасов завода». От прямого попадания двухтонной бомбы погиб весь штаб 339-го полка. После пяти недель непрерывного боя в 308-й стрелковой дивизии оставалось, по официальным данным, всего 1727 человек. Из них, по оценке Чуйкова, «самое большое пара сотен были еще боеспособны». Оставшиеся в живых солдаты 308-й стрелковой дивизии были ранены и вывезены в тыл или продолжали сражаться в составе 138-й стрелковой дивизии, которая под командованием полковника Людникова держала круговую оборону на правом берегу Волги.

«Да, они были простыми смертными, – писал Гроссман, – и мало кто уцелел из них, но они сделали свое дело». 17 ноября – за два дня до начала операции «Уран» – Гитлер оставил надежду взять Сталинград до наступления зимы.

После боя

По официальному заключению с 1 октября по 14 ноября воины 308-й стрелковой дивизии «отразили 117 атак, уничтожили 70 танков, 5 самолетов, истребили до 10000 солдат и офицеров вермахта». Боевые действия дивизии были высоко оценены советским командованием: 7 декабря 1942 года Гуртьеву присвоили звание генерал-майора и наградили орденом Красного Знамени. Такой же орден получила возглавляемая им дивизия, которую 29 сентября 1943 года преобразовали в 120-ю гвардейскую стрелковую Рогачевскую Краснознаменную орденов Суворова и Кутузова дивизию.

Пока бушевали сражения, иностранным журналистам, аккредитованным в Москве, запрещали ездить в Сталинград. Лишь 4 февраля, то есть после капитуляции окруженной группировки фельдмаршала Паулюса корреспондентам из Британии, США, Франции, Чехии и Китая позволили посетить место одного из поворотных событий Второй мировой войны. Начиная свои репортажи с описания панорамы разрушенного города, они сразу пытались ответить на вопрос, мучивший весь мир: каким образом Красной Армии удалось одолеть противника, который – по всеобщему мнению – превосходил ее по уровню тактических навыков, дисциплины и военной подготовки? Какие средства позволили защитникам Сталинграда остановить непобедимую Германию, поставившую на колени всю Европу? Этот вопрос продолжал волновать и автора очерка о 308-й стрелковой дивизии Гроссмана. Это соединение Василий Семенович «нагнал» 5 июля 1944 года на 1-м Белорусском фронте. «Многих старых знакомых не нашел я в гуртьевской дивизии, многих из тех, кого знал лично и надолго запомнил по коротким встречам, и тех, о чьих великих подвигах слышал. Нет и самого Гуртьева, павшего при взятии Орла: в момент разрыва снаряда на наблюдательном пункте он телом своим закрыл командующего армией Горбатова... Но по-прежнему проходят мимо тебя то офицер, то сержант, то ефрейтор с зеленой ленточкой сталинградской медали...». 27 августа 1943 года генерал-майору Гуртьеву присвоили посмертно звание Героя Советского Союза. Воевали оба его сына. Пистолет отца «отдан младшему» 22-летнему Игорю. Награжденный орденами Красного Знамени и Отечественной войны II степени, гвардии капитан Игорь Гуртьев погиб в Восточной Пруссии 16 марта 1945 года. А учрежденной 22 декабря 1942 года медалью «За оборону Сталинграда» было награждено около 760 тысяч человек. Среди них две Нины – Кокорина и Вологодская, уцелевшие из всех тобольских, тюменских, омских и алтайских девушек-санинструкторов рот 308-й дивизии. Они прошли всю войну от Котлубаньских высот через Сталинград до Берлина. Кокорина после войны жила в Свердловске, была председателем Совета ветеранов – женщин войны, скончалась незадолго до 65-летия Победы. Вологодская вернулась в Тюмень и 55 лет работала медсестрой в роддоме N 1.

В июле 1944-го в очерке «Добро сильнее зла» Гроссман вспоминил: «Был в дивизии связист Путилов. Когда в Сталинграде порвалась связь штаба с полками, он пополз исправить порыв, был тяжело ранен, зажал концы провода зубами и умер. Связь продолжала работать, скрепленная его мертвым ртом. Катушка Путилова передается теперь как знамя, как орден лучшим связистам дивизии. И мне подумалось, что этот провод, скрепленный мертвым Путиловым на заводе «Баррикады», тянется от Волги к Березине, от Сталинграда к Минску, через всю нашу огромную страну, как символ единства, братства, живущих в нашей армии, в наше народе».

Писатель не удивился и не возмутился забвением дивизионного связиста Путилова. Потому что помнил победную нервозность, царившую после окончания битвы на Волге.

Генеральская ревность

Тогда во всех армейских и фронтовых штабах лихорадочно строчили наградные представления и вертели дырки для орденов, а командиры люто ревновали друг друга к обрушившейся на их головы славе.

Когда Ставка принимала решение об объединении всех войск, действующих против окруженной в Сталинграде группировки, то, по предложению Жукова, предпочтение было отдано командующему Донским фронтом Рокоссовскому. Он же принял капитуляцию целой немецкой армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом, и сам стал генерал-полковником. Сталинградский фронт был переименован в Южный и его штаб отправлен под Ростов-на Дону. Командующий Сталинградским фронтом Еременко был очень расстроен. Его можно понять. В отличие от Рокоссовского, он участвовал в Сталинградской битве с самого начала, и его фронт выдержал самые тяжелые сражения за город. Андрей Иванович считал, и честно писал об этом в дневнике, что, по справедливости, именно ему должны были поручить завершение операции. От обиды он вспылил и в феврале 1943 года по личной просьбе и по состоянию здоровья освобожден от должности. В госпитале с горечью отметил в дневнике: «Первостепенное значение имеют не заслуги, а взаимоотношения с начальством... Страшная беда, что и в наш век все еще так решаются вопросы».

Особый отдел НКВД Донского фронта докладывал в Москву: «...У руководителей 62-й армии, исключительно стойко дравшейся в Сталинграде, отмечаются настроения зазнайства. Член Военного совета генерал-лейтенант Гуров во всех разговорах подчеркивал, что только армии, бывшие в Сталинграде (62-я Чуйкова и 64-я Шумилова) могут себя считать защитниками Сталинграда. Эти настроения проявились на митинге в Сталинграде 4 февраля, где о Рокоссовском просто не упомянули. Члены военного совета 62-й армии забыли отметить героизм рядовых командиров и красноармейцев, а занимаются восхвалением друг друга. Нашли даже своего певца – писателя Николая Вирта, выступавшего в «Правде» со статьями, которые другие писатели в шутку называют «Ум и мудрость Чуйкова». В этом свете некрасиво выглядит поведение ВС-62-й по отношению к Герою Советского Союза генералу Родимцеву, командиру 13-й гвардейской дивизии. В свое время (осень 1942 г.) цензура разрешила писать о Родимцеве и о Гуртьеве, командире 308-й сибирской дивизии. Чуйков и Гуров обиделись на это. Говорили: «Всю славу Сталинграда отдали Родимцеву». Вокруг Родимцева создали нездоровую атмосферу, пошли даже разговоры недостойные: «Родимцев – генерал для газет, он ничего не сделал». ВС-62-й представил Родимцева к ордену Суворова, а потом прислал в штаб Донфронта телеграмму с отменой представления...».

В обстановке генеральских споров за сталинградские лавры, продолжавшиеся еще четверть века, было не Путилова.

Еще не поздно

О послевоенном награждении Путилова (посмертно) хлопотал инструктор политотдела 347-го полка 308-й стрелковой дивизии капитан Михаил Ингор, автор изданной в 1950 году книги «Сибиряки-сталинградцы». В ней приведена черно-белая копия листовки: «Сталинградец! Будь стойким, как Матвей Путилов». Впоследствии эта листовка и ее текст многократно упоминались в средствах массовой информации. В настоящее время листовка, исполненная цветными карандашами, представлена в экспозиции музея-заповедника «Сталинградская битва».

Считается, что Путилов посмертно награжден 12 июня 1968 года орденом Отечественной войны II степени, а наградной лист подписал якобы сам маршал Еременко. Но в Интернете на сайте Министерства обороны Российской Федерации www.podvignaroda.mil.ru и в ЦАМО РФ нет документальной информации об этом награждении. Для согласования решения о награждении сержанта орденом Отечественной войны II степени маршальский уровень не обязателен. Тем более, что бывший командующий Сталинградским фронтом Еременко уже состоял с 1958 года в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Скорее всего, в военном ведомстве обращение общественности оценили путем «конкретизации подвига военнослужащего для всех родов войск в различных видах боевой деятельности». Такая конкретизация впервые в истории наградной системы Советского Союза была разработана в статусе ордена Отечественной войны, утвержденного 20 мая 1942 года. Для 1-й степени предусматривалось тридцать различных ситуаций, а для 2-й – двадцать пять.

Тому военнослужащему, «кто организовал и поддерживал в сложных боевых действиях непрерывную связь командования с войсками, ведущими бой, и тем самым способствовал успеху операции наших войск», положен орден Отечественной войны II степени. Так что к формально-бюрократическому решению о посмертном награждении Путилова не может быть претензий. Другое дело в морально-нравственной оценке подвига. Поэтому не поздно в связи с 80-летием Сталинградской битвы областному совету ветеранов обратиться в Администрацию Президента Российской Федерации с ходатайством о присвоении звания Героя России (посмертно) Путилову Матвею Мефодиевичу, 1923 года рождения, уроженцу с. Ильинка Казанского района Тюменской области, воспитаннику Шайтанского детского дома Березовского района Ханты-Мансийского автономного округа, курсанту Омского военно-пехотного училища, командиру отделения связи 339-го стрелкового полка 308-й стрелковой дивизии.

Вот только по данным ОБД «Мемориал», составленного российским министерством обороны о советских военнослужащих, погибших и пропавших без вести во время Великой Отечественной войны, сержант Путилов Матвей Мефодиевич убит 18 сентября 1942 года. То есть не в октябре в Сталинграде в районе завода «Баррикады», а у Котлубаньских высот на территории Городищенского района Волгоградской области.