Накануне Дня памяти жертв политических репрессий вспоминаем период, когда Югра была местом ссылки для тысяч людей. И делимся воспоминаниями двух югорчан, для которых она стала родным домом.

Семенова Бося Мамишевна (1925–2010)
Бося родилась в 1925 году в деревне Диктор Астраханской области в многодетной калмыцкой семье. Родители трудились в колхозе на разных работах и держали подсобное хозяйство. Девочка окончила два класса национальной школы, и на ее плечи легла работа: за младшими детьми следить да за скотиной ходить.
С 15 лет работала рыбачкой на Волге.

– Работа была очень тяжелая, но нужно было помогать родителям. Жили мы в бараке. Всего в бригаде было четыре звена по двенадцать человек. В основном бригада состояла из подростков. С весны до осени работали на Волге, а зимой – на маленьких речушках. Рыбы ловилось много: астраханская сельдь, осетр, белуга, щекур, лещ. Выловленную рыбу сдавали в рыбокомбинат, – вспоминала Бося Мамишевна.

С началом войны работать стало еще тяжелее – мужчины ушли на фронт. А 28 декабря 1943 года в деревню пришла беда.

– До сих пор у меня в ушах стоит шум того дня: крик людей, мычание коров, блеяние овец, лай собак, мяуканье кошек. Милиционеры дали на сборы 15 минут. А мне и собрать-то было нечего: пальто, туфли да хромовые сапоги, – рассказывала наша героиня.

В товарном вагоне, пока их везли в неизвестном направлении, многие умерли. В конце концов семья попала в Заводоуковский район. В колхозе на неделю выдавали 200 граммов овсяной крупы и несколько картофелин. Бося была кормилицей для матери и младшего брата, она работала на лесозаготовках и переборке картофеля. Чтобы выжить, меняли последнюю одежду на еду.

Учинский рыбозавод

– Летом 1944 года нас перевезли в Кондинский район на Учинский рыбозавод. Здесь голода не было, на день выдавали 600 граммов хлеба, рыбу не ограничивали. Местное население относилось к нам неплохо. Я вязала на заказ свитера, на вырученные деньги покупала хлеб, масло и отправляла в деревню матери и брату.

Девушка рыбачила в паре с односельчанином-калмыком. Работали наравне, но жадный старик всю спецодежду забирал себе:

– Уже всю родню одел, а я за ним обноски донашивала. Спас меня тогда Розенберг Исаак Павлович – взял в свое звено, новенький американский рыбацкий костюм выдал. Потом и вовсе поварихой устроил.

По воспоминаниям нашей героини, люди круглые сутки были на воде – рыбачили, потом везли улов на участок, от недосыпа некоторые падали прямо в воду. Так прошел год.

Война закончилась, а ссылка нет

– В 1946-м перевезли нас на Самаровский рыбоучасток. Это было самое тяжелое время. Система распределения продуктов была карточная: на одного работающего 600 граммов хлеба в день, 600 граммов масла на месяц. У меня было два иждивенца, продуктов на них не полагалось. Рыба ловилась плохо, иногда даже без улова приходили домой. Картофеля и других овощей не было. С одеждой тоже были проблемы: спецодежду не выдавали, купить было не на что. У многих от голода и холода опухали ноги. Пришлось и мне испытать голодные отеки.

Легче стало в 1948 году, когда семья переехала в деревню Слинкино (в 30 километрах от Ханты-Мансийска). Спецпереселенцам полагалось служебное жилье.
Им досталась маленькая комнатка, в которой они прожили более 10 лет. Жили в деревне дружно калмыки, немцы и русские. До 1957 года раз в месяц отмечались в комендатуре. Чтобы из Слинкино съездить в Ханты-Мансийск, нужно было получить разрешение коменданта.

– После освобождения калмыков основная масса вернулась в родные края, – рассказывала Бося Мамишевна. – А я осталась в этом суровом краю, он стал для меня родным. В 1954 году я встретила свою судьбу, вышла замуж, появились и выросли дети. Я горжусь, что все они получили хорошее образование.

Хоть и не исполнилась мечта Боси Семеновой – стать врачом, но все-таки она проработала младшим медицинским работником в окружном Доме ребенка с 1968 по 1983 год. А врачами стали ее старшая дочь Валентина и внучка Елена.



Алексей Михеевич Кузовников
Мы писали о военном детстве этого известного в Ханты-Мансийске врача в № 109 от 28.09.2023. О том, как он, десятилетний мальчик, ловил и сдавал в обменный пункт рыбу и даже червей…
А сегодня расскажем, как отразилось на нем – комсомольце и строителе социализма – происхождение его дедов, сосланных из Свердловской области зимой 1929 года в село Осиновка. И кто помог ему избежать тюрьмы.

ФАШ
Так и остался бы Алексей Кузовников работать в колхозе «Красный маяк», как все спецпереселенцы Осиновки, если бы не его друг Боря Колташкин.

– После 7-го класса Боря поступил в фельдшерско-акушерскую школу (ФАШ) в Ханты-Мансийске, а я пошел учиться в 8-й класс. Родители перебрались из Осиновки в Лорбу и работали лесозаготовителями. Им платили деньги, а колхозникам только трудодни начисляли. Друг приехал на каникулы и давай нахваливать ФАШ, в общем, подался и я в город. С первого раза поступил, да мне еще и стипендию назначили 33 рубля, – рассказывает Алексей Михеевич.

Учиться деревенскому парню было трудно, не давалась патологоанатомия, но он старался и после сдачи летней сессии приехал к родителям. Тут ему как раз исполнилось 18 лет, и его вызвали в комендатуру и поставили на учет как репрессированного. Сказали ходить отмечаться раз в месяц и Лорбу не покидать.
Как же быть? Парню надо было доучиваться в школе.

Всемогущая партия

– Отец сказал: «Садись в калданку, поехали». И мы поплыли в Октябрьское за 60 километров от Лорбы. Где я пришел в милицию и сказал, что хочу учиться. Они уже знали о моем «побеге», им комендант позвонил. Пока милиционер думал, посадить меня или нет, я на 18 рублей отбил телеграмму директору ФАШ Марине Ивановне Воскресенской. Она позвонила в окружком партии (окружной комитет), а раньше партийцы решали все. К вечеру пришла ответная телеграмма от секретаря Ханты-Мансийского окружкома ВКП(б) Аркадия Лоскутова: «Разрешить Кузовникову приехать на учебу в Ханты-Мансийск», – вспоминает поворотный момент в судьбе наш герой.

Он встал на учет по месту учебы, ходил отмечаться в комендатуру на Перековку раз в месяц. Их было в ФАШе четверо – репрессированных парней. Скоро им предстояло окончание учебы, а выехать на работу им бы не позволили из-за ограничения передвижения и необходимости ежемесячных явок в комендатуру. Студенты пошли к Лоскутову. К тому времени он уже был избран председателем Ханты-Мансийского окрисполкома (самая высокая партийная должность регионального уровня).

– Трехэтажное деревянное здание, где сидели все партийцы, стояло на месте Дома правительства. Пришли. Никаких солдат и охранников. Он принял нас и по-простому спросил: «Ну рассказывайте, ребята, зачем пришли». Я посмелее был и рассказал, – говорит Алексей Кузовников. – Он снял телефонную трубку и позвонил подполковнику милиции Дар(д?)жиеву, сказал, чтобы через неделю нам выдали паспорта, и перечислил наши фамилии. Так и случилось, через неделю мы уже не были репрессированными, мы стали гражданами с паспортами. Это был 1949 год.

Справка



Один за всех
После окончания ФАШ в 1951 году Алексей Кузовников работал в Каменном и Сосновом Мысу заведующим фельдшерско-акушерским пунктом, а позже заведующим участковой больницей.
Поселок Сосновый Мыс состоял из нескольких подучастков, где заготавливали лес в общей сложности 1 000 человек. По участкам он ездил на лошади, сам ей управлял. Он лечил больных и принимал роды.

– Принимать роды мне помогала хорошая акушерка Нина Васильевна Авешкова родом из Большого Атлыма. А вот лечил я один, причем все болезни. Приходилось и зубы вырывать, хотя меня никто не учил. Придет, бывало, мужик с распухшей щекой, слезы градом. Жалко его. Надо зуб удалять. Обезболивающих не было, дашь ему стакан спирта, вырвешь, он довольный – домой идет, песни поет, – вспоминает Алексей Михеевич. – Чтобы в зимнее время увезти тяжелобольных людей в больницу, упросил начальника лесоучастка сделать аэродром в деревне. И Ан-2 прилетал по вызову. Много людей спасла эта «воздушная дорога жизни».

Еще для Кузовникова не существует преград. Захотел стать врачом – за месяц выучил все предметы, которые надо сдавать, и поступил в Омский мединститут имени Калинина. Был там отличником, притом что по ночам работал медбратом в детской больнице № 6.