«Наступит день – и город меня вспомнит»

У Татьяны Царенко немало регалий – она была членом Союза российских писателей, обладательницей Есенинской золотой медали и премии им. Грибоедова. Еще – автор поэтических сборников и книг для детей. Мать-героиня. О выдающейся личности теперь можно прочесть в книге из серии «Живая память». На презентации собрались те, кто знал Татьяну Маркияновну лично, и те, кто никогда с ней не встречался, но знают и почитают ее творчество.
Судьба забросила Царенко в Сургут в далеком 1971-м, после того как муж – офицер морского флота – ушел в отставку. На руках пятеро детей. Возраст, который чаще всего называют бальзаковским. Что привело это большое семейство в Сургут – тайна, которая ушла вместе с Татьяной Маркияновной. Она появилась в редакции газеты «Нефть Приобья» сразу после того, как устроилась на работу в деревообрабатывающий цех. 
- Пришла такая тетушка с улицы, в возрасте моей мамы. В другое время пройдешь мимо и не заметишь. Она просто, без обиняков, заявила: «Профессии у меня нет, я писательница», – вспоминает член Союза журналистов России, член Союза писателей Югры Игорь Кириллов. 
– А нас тогда в штате редакции было всего три человека: редактор, секретарь и я. Думаю, что не открою никакого секрета, если скажу, что по факту работало больше, мы их называли «подснежниками», сегодня их называют фрилансерами. И Татьяна Маркияновна со свойственной ей энергичностью, оптимизмом, со свойственным ее характеру напором взялась за работу внештатного корреспондента. 
В дальнейшем вся журналистская судьба Царенко была неразрывно связана с редакцией «Нефть Приобья». Работала Царенко и с редакцией газеты «К победе коммунизма» (ныне «СТ»). Журналист Алла Ярошко вспоминает, как однажды никому неизвестная дама принесла в редакцию свой материал на конкурс публицистических материалов «Север, который в сердце», организованный для внештатных корреспондентов. И ее работа была признана лучшей.
- Татьяна Царенко счастливым образом соединила в своем творчестве и украинские, и русские корни. Это был настоящий родник доброты, пробуждавший в человеке все светлое и доброе. Она вносила в свои журналистские материалы струю романтизма, писала о тяжелом грязном труде буровиков (а он и был таким) как о чем-то необыкновенном, прекрасном. Каждое ее слово играло всеми красками, а материалы были яркими и самобытными. Я всегда поражалась, как эта женщина везде успевала?!  Ведь у нее было пятеро детей: трое мальчишек и две девочки. А в те годы – ни компьютеров, ни принтеров. Она приносила свои статьи, написанные от руки, в школьных тетрадках. И когда ее спрашивали, когда же она пишет, она отвечала: «Пишу ночами», – рассказывает Алла Ярошко.
Стихи, проза, публицистика…  Царенко все было по плечу. Ее миниатюры, наполненные тончайшей лирикой, поэтичной образностью, вызывают в воображении читателя переплетения смыслов и ассоциативных связей, рождая новое видение привычных предметов и явлений.
…Однажды она простилась с Сургутом. Как всегда – спонтанно, внезапно, неожиданно даже для себя. Просто собралась в один прекрасный день и умчалась туда, «где высокая-превысокая рожь и Горынь, глубокая речушка с чудесным зеленым берегом в буйном венке цветущей черемухи». Она не знала тогда, что Сургут так просто не отпускает, «что город можно любить, как человека, как живое существо, неповторимое и дорогое. И что разлука – самое жестокое мерило чувства, которое молчит до поры до времени».
Боль придет со временем, накроет, скрутит, захлестнет и будет мучить невыносимой тоской, терзать память из дня в день. Имя этой боли – Ностальгия. И когда душа дойдет до края, когда простой вопрос «Зачем уехала?» иссушит сердце и разум, Царенко вернется: «О, какое счастье я испытывала, когда такси мчало меня сквозь мириады огней! Как любила я всех встречных и поперечных, какими родными мне были улицы, которые я так и не смогла забыть! Я не пыталась ему напомнить о  себе. Верила, что наступит день, – и город меня вспомнит. Просто сказала ему: здравствуй, Сургут! Здравствуй!».