О Василии Васильевиче Бахилове, которому до всего было дело

В Сургуте есть улица Бахилова: всего 11 домов в 12-м микрорайоне. Имя Бахилова сургутской улице №7 было присвоено в 1983 году. Кто такой Бахилов - старожилам объяснять не надо, а молодые вряд ли задумываются, чьим именем названа улица. Между тем без Бахилова, почетного гражданина Югры, история освоения югорских недр была бы неполной.

На Север

Он родился в Ишиме. Прервав учебу в Алапаевском гидрогеологическом техникуме, в 1940 году ушел в армию, до 1946 года служил на Дальнем Востоке. После войны работал инструктором в Ишимском горкоме партии.

В Ханты-Мансийске оказался случайно, благодаря своему школьному другу, журналисту Михаилу Бударину. «Приезжали вербовщики из Тюменского обкома партии, зовут молодых партработников на Север. Ты там часто бываешь, скажи, стоит ли ехать?» - как-то завел Василий с другом разговор. «Конечно, поезжай». В сентябре 1950 года Бахилов уже работал в Ханты-Мансийске, заведующим отдела горкома, а в декабре 1953 года был избран секретарем Сургутского райкома КПСС. Сургут стал для Бахилова судьбоносным. Уже на пенсии в Тюмени Василий Васильевич с грустью признался: «Мое сердце осталось в Сургуте».

Нам сейчас трудно представить, с чего начинался современный Сургут. В воспоминаниях Бахилова северный город представлен так: «1950 год. Население Сургута состояло из пяти тысяч человек - лесники, рыбаки-колхозники, ямщики и рабочие рыбоконсервного завода. Поселок делился на две части с разрывом почти в три километра. Западная называлась Сургут, а восточная - Черный Мыс. На Мысу располагался колхоз «Верный путь». От электростанции рыбзавода было проведено электричество, в самом же Сургуте пользовались керосиновыми лампами. Средствами передвижения служили зимой олени, лошади, а летом - катера, пароходы. В командировки ездили по «веревочке». Вот что это такое. В Сургуте располагался гужтрест: тысяча лошадей и четыреста человек штата. Платишь за каждый час пути рубль и получаешь ямщика с упряжкой. Километров через 20, на почтовом «станке», лошадь меняли». Этот край ему и предстояло обустраивать.

Мы найдем здесь нефть!

О том, как в Сургут пришли геологи и изменили вектор развития целого края, Бахилов вспоминал так: «Наступило лето 1957 года. В один из жарких дней зашел в райком партии паренек, чернявый, по-кавказски загорелый, с черными блестящими глазами.

- Салманов. Геолог. Прибыл к вам начальником нефтеразведки. Удивлению нашему не было границ. Какой нефтеразведки?! У нас и в помине ее нет! Стали объяснять, что в окрестностях уже искали нефть, но, увы, ничего не обнаружили.

- Знаю, - ответил он. - Но будем искать снова. Нас сначала будет немного, несколько десятков человек. Потом здесь создадут экспедицию в тысячу человек! У нас появятся тракторы, грузовики, буровые станки. Мы построим в Сургуте свою производственную базу. Государство отпускает большие средства на проведение геологических работы в районе средней Оби.

Мы слушали не шелохнувшись. Увлеченность этого человека, энтузиазм передались и нам. А Салманов продолжал, все более воодушевляясь:

 - Мы нефть обязательно найдем. Понимаете, под нами ковш, огромный-огромный ковш, и в нем нефть. Все ее признаки налицо.

С приходом геологоразведчиков в кабинете Бахилова кроме карты района появилась и другая: на ней он отмечал расположение буровых бригад, номера пробуренных скважин. Правда, пока они оставались «сухими». И это огорчало Бахилова. Четыре года прошло с того времени, как баржи Салманова выгрузились в Сургуте. Но нефти в Среднем Приобье так и не нашли. Часто нефтеразведочная экспедиция жила на грани ликвидации. Но Бахилов геологов «не сдавал», говорил: «они наши». И экспедицию не расформировывали.

«Да будет она, Василий Васильевич, нюхом чувствую, что мы на верном пути, есть тут нефть», - уверял Салманов расстроенного партсекретаря. Бахилов ворчал: «Поверим вам, Салманов, но предупреждаю, что впредь жестоко будем карать ваших специалистов, в первую очередь лично вас за варварское отношение к природе». Бахилов, быть может, был первым, кто стал задумываться о цене промышленного освоения огромной территории. Без всякого «Гринписа» он понимал: если не сохраним природу, грош цена всем геологическим открытиям.

- Вы что, варяги в чужом краю? - отчитывал он геологов, - Рыбнадзор бьет тревогу: по Агану и Оби плывет мазут, лес ломаете гусеницами тракторов и вездеходов, браконьерствуете... Пора одуматься.

Салманов на критику Бахилова не обижался. В марте 1961 года в среднем течении Оби открыли скважину №1 на Мегионской площади. «За Мегионским последовали два фонтана из Усть-Балыкских скважин №61 и 62... А в мае 1964 года из скважины №80, первой на средней Оби, пошла в наливную баржу промышленная нефть! 26 мая мы провожали нашу нефть в Омск на нефтеперерабатывающий завод...» - написал Василий Бахилов в своей книге «Дорога к нефти». Бахилов был одним из первых, кто поздравил геологов с победой.

Сургут ликовал. Все жили нефтью. Бредили нефтью. Бахилов верил: люди заживут по-человечески благодаря ей.

Прямая походка

«Когда мы, нефтяники, впервые, весной 1964 года, появились в Сургуте, там проживало всего-навсего около пяти тысяч человек», - рассказывал мне бывший министр нефтяной промышленности СССР Лев Чурилов. В 1964 году он работал главным инженером управления «Сургутнефть». С Бахиловым они с тех пор крепко дружили.

«Густые кустистые брови над небольшими карими и очень внимательными за стеклами очков глазами. Высокий, несколько покатый лоб. Беспокойные руки, руки крестьянина... Очень прямая походка, размашистые шаги», - таким запомнился ему Бахилов. «Он не походил на секретаря райкома, скорее на уставшего директора предприятия».

 И было от чего уставать: в Сургуте к 1965 году обосновалось около 90 совершенно новых организаций, которые должны были участвовать в освоении нефтяных залежей. И всех прибывших людей нужно было куда-то поселить, накормить и т.д. Все заботы легли на плечи Василия Васильевича. Но они не были ему в тягость.

Интересно было наблюдать, рассказывали соратники Бахилова, как менялось отношение к нему высоких гостей из Москвы или Тюмени. Сначала гость держит себя надменно (подумаешь, какой-то секретарь райкома, их он сотни видел), но проходил час-другой, - несколько точных вопросов и корректных ответов Бахилова - и барская спесь с того слетала мгновенно. Бахилова хорошо знал наведывавшийся в область председатель правительства А.Н.Косыгин, не раз просил Василия Васильевича «подкачать нефть».

Бахилову до всего было дело. Он открывал музыкальную школу и строил жилье, интересовался, чем кормят нефтяников, и болел за «метры проходки». В 1971 году ему, тогда единственному из партийных работников округа, было присвоено звание Героя Социалистического Труда. А годом раньше Василия Васильевича перевели на новый ответственный участок - в Нижневартовск: там начиналась эра Самотлора. В тюменском обкоме знали: Бахилов не подведет. Но чего это стоило…

Население увеличивалось на 10 тысяч человек в год, а в поселке не было ни канализации, ни нормального водоснабжения. Возглавляемый Бахиловым горком стал штабом огромной стройки. И именно при нем рабочий поселок Нижневартовский был преобразован в город Нижневартовск. «Бахилов оставил после себя города», - говорят его соратники. И это правда.

В 1973 году Василия Васильевича избрали первым секретарем Ханты-Мансийского окружного комитета партии. С этого момента начался закат его партийной карьеры. Прямота, присущая Бахилову, кому-то показалась избыточной. Ему советовали поменьше критиковать московские власти за выбранную стратегию развития нефтегазовой провинции. Бахилов же считал, что люди, приносящие стране нефтедоллары, должны быть переселены из балков в современное, благоустроенное жилье. В 1975 году его назначают секретарем областного совета профсоюзов, Василий Васильевич уезжает в Тюмень.

Он ушел из жизни слишком рано - в 63 года. Говорят, сказались нервные перегрузки на Севере. А может быть, без них-то он и не смог жить на тихой профсоюзной работе. Жить вполнакала он так и не научился. Или не захотел.

Именем Бахилова названа улица в Сургуте, месторождение в Нижневартовском районе, теплоход, авиалайнер ТУ-154 авиапарка «ЮТэйр» На родине, в Ишиме, а также в Тюмени и Сургуте установлены мемориальные доски