Таежный староста

У нас – арт-резиденция, краснощекая молодежь с горящими глазами что-то в очередной раз креативит под одобрительными взглядами наставников. Энергичные волонтеры доставляют гуманитарные грузы в Сирию, нижневартовцы готовятся отметить 50-летие города. А в далекой деревне Большой Ларьяк в единственном доме, над крышей которого вьется печной дымок, совсем другая жизнь. 

Наш мир отсюда называют «цивилизацией» -  именно в кавычках, без иронии, но и без пиетета. Ровно так, каким он видится из этой кухни, где тишина и покой рождаются из негромкого потрескивания дров в печи, возни неуклюжего толстолапого котенка, который пробует на коготь сохнущие у горячего печного бока валенки, и белизны снега за окном. С трех сторон там на многие километры тайга и безлюдье. И лишь с одной – узкая тропка в сугробах, протоптанная к дороге на косогоре, связывающей эту глухомань с Чехломеем, деревней-сателлитом Ларьяка. 

Большой Ларьяк: немного предыстории

На карте Нижневартовского района существуют два созвучных населенных пункта: Ларьяк и Большой Ларьяк. Первый известен в Югре, это бывший райцентр, к которому еще в конце 70-х относилась и столица Самотлора. А о втором мало знают даже жители района. Вернее, знают о деревне как таковой. Но кроме самих сельчан, здесь мало кто бывал: потому, наверное, что их всего семнадцать, да и тех редко застанешь дома. Как всякие обладатели угодий, они предпочитают проводить время в тайге. 
Несколько лет назад, осенью, я попала сюда случайно, буквально – мимолетно. По пути в Корлики вертолет сделал очередную посадку, чтобы забрать пассажира. Я глазам не верила: железная машина приземлилась, кажется, на задах какого-то огорода. По нему к нам сквозь бурьян живо шла очень пожилая грузная дама. На следующей остановке, где желающим разрешили выйти и размять ноги, я неожиданно обнаружила ее среди курильщиков. «Простите, а вы откуда?» – поинтересовалась я. «Большой Ларьяк», – буркнула она. «Да-да, это был Большой Ларьяк, – развеял мое недоумение пилот. – Это такая местная шутка: два Ларьяка, один большой, и угадайте, где – какой».
С тех пор я загорелась желанием побывать в этой загадочной деревне. Сбылось оно прошлой зимой во время командировки в административный центр поселения. «Да их сейчас и нет там никого», – сказали в администрации.

- Тебе повезло, староста Большого Ларьяка на месте. Поехали, провожу, – обрадовала библиотекарь из Чехломея Валентина Костарева.

И вот мы на яру, где заканчивается зимник. Внизу – замерзшая речка, через которую вьется узкая стежка к нескольким домикам на том берегу. Какая-то жизнь заметна только в одном: во дворе скачут собаки, над крышей поднимается дымок. На крыльцо вышла хозяйка, заметила гостей, приструнила сторожей. 

Непривычное детство

Здешнего старосту зовут Василий Нохрачев. Это сухощавый среднего роста 50-летний мужчина. Как и все, старожил деревни. Единственное – не уроженец: родился в поселке Староакасомск Александровского района (Томская область), а в Большой Ларьяк мама перевезла его в три года. 

– Корни мои все отсюда: предки и мать, – рассказывает он. – Она окончила семилетку (раньше у нас в деревне была своя школа), и ее направили в деревню Вампугол дояркой. Вот она и работала, получается, при коровах. Из Лукашкиного Яра они возили молоко в Вампугольск, а оттуда на больших обласах сплавляли в Старый Вартовск. В то время – это как раз 70-е годы – не было у совхоза техники, чтобы отправлять по воде. Вот они и возили на обласах в бидонах и флягах. 

Мой старший брат родился в Старом Вартовске, второй – в Стрежевом, а я в поселке под Стрежевом. Его уже нет на карте, разрушился. У меня, получается, отец оттуда. Они там поженились, а затем уже переехали сюда. Отец рыбаком был, охотником. Ханты, как и мама. 
– Многие дети из национальных семей выросли в лесу, на угодьях. А вы путешествовали с мамой по фермам.
- Да, непривычное детство получается.
Василий Викторович говорит негромко, короткими фразами. Видно, что ему неловко и неудобно чужое внимание. Но надо – так надо. Вот это «надо», даже в ущерб себе, меня всегда поражало в сельских жителях. А здесь и вовсе оглушило: как я узнала позже, при прощании, оказывается, в тот момент, когда мы входили в дом, хозяину сообщили о беде. За его братом на угодья отправился мужчина. По дороге снегоход сломался, пришлось идти пешком. Пострадавший позвонил с просьбой о помощи. 
Из-за нас староста вынужден был остаться. К счастью, время каникулярное и в доме были два племянника-старшеклассника. Их и отправили на выручку. «Но брат там один в тайге. Значит, завтра поеду – его вывозить надо», – только и сказал хозяин.

Мишка за калиткой

Здешний лес Василий Нохрачев изучает с трех лет. А охотиться начал с девяти – бродил по озерам, добывал к столу дичь. Полностью самостоятельным стал в четырнадцать. Как и мать, получил в Ларьяке неполное среднее образование, вернулся в деревню и сразу устроился на работу в коопзверопромхоз. Почти круглый год проводил с братом в тайге: бил соболя, других пушных зверьков. Дома появлялся дня на три или на неделю, к новогодним праздникам. Так незаметно отделился от семьи, а в девятнадцать создал свою: познакомился с Еленой Матвеевной, будущей супругой, расписались, вскоре пошли дети. 
– Встретил ее здесь в деревне, мы одногодки. Может, зря поторопились – надо было дать ей доучиться: она оканчивала техникум в Ялуторовске, хотела стать швеей. Осталось диплом получить, но из-за меня бросила учебу. Так что профессии у нее нет, – говорит мой собеседник.  
– Я понимаю, молодые, ветер в голове. А жить-то как?
– Ничего. Тайга кормит, – бросает он взгляд в окно. – У нас в деревне сейчас, как в лесу: сильно цивилизация не мешает – зверя и здесь хватает. Я года три назад до калитки дошел, из ружья стрелил в мишку – все, не надо никуда ходить. Лоси тоже прямо сюда выбегают. Вот месяц назад они через переправу перешли на ту сторону в лес. Идут, не боясь деревни. 

Беда деревни

Вот это милое «стрЕлил» звучит прям по-шукшински, по-астафьевски. И так же, как у их бесхитростных героев, речь старосты самобытна и отличается подкупающей чистотой и детской искренностью. 
– Василий Викторович, чем вы как староста деревни занимаетесь?
– В основном ничего не делаю. За деревней смотрю, чтобы не зарастала, и за минерализованной полосой. И документы какие кому надо отправляю. Добраться-то отсюда до Ларьяка тяжело. А люди собрали документы, например, на тот же бензин – я их везу в Ларьяк, сдаю в администрацию. 
– За какие качества вас старостой избрали? Вы здесь самый обстоятельный человек?
– Да нет, почему? Тут другое: у нас же, как во многих деревнях, народ, если «на стакан сел», то месяцами пьет, может и годами даже. И пьют, и пьют, у них в месяц неделька, может, перерыва есть. 
– Здесь тоже пьют?
– Да. А я уже с 2002-го, что ли, нет, с 2003-го не употребляю. 
– Почему?
– Надо было детей на ноги поднимать. У меня дети – все девки, а девкам же надо одеться, красивое чтоб было. Я до этого, как все, тоже пил конкретно. И вот подумал: ладно уж, пацаны были бы, может, и продолжал бы пить, пусть бы бегали голодранцами. А ради девок прекратил. 

Продолжение следует.