Забыть нельзя простить…

Эта боль и скорбь перешли мне
– В православный праздник Сретенье Господне (15 февраля) моя мама Татьяна Яковлевна Колчанова всегда плакала, – рассказывает Вера Степановна со слезами на глазах. – Мама прожила до 84 лет, но тот ужас, который ей пришлось пережить, будучи сосланной в Сибирь вместе с родителями, она не забывала, а теперь эта боль и скорбь перешли мне. 
В 1931 году родители мамы Веры Степановны жили на юге Тюменской области. Хороший дом, скот, земля, труд днем и ночью для того, чтобы обеспечить себя. Жили не богато, но в достатке. Семья была большая: отец, мачеха, три дочери (в том числе мама нашей героини), три сына и дедушка с бабушкой, которые в молодые годы ездили в Якутию на золотые прииски, после, на заработанные деньги, они построили всем своим четырем сыновьям по дому. С младшим Яковом дед остался жить. 
– Грянула коллективизация, необходимо было сдавать все свое нажитое добро в колхоз, – рассказывает Вера Степановна. – Понятно, что не могли они так просто расстаться с трудом заработанным. И вот в дом пришла комиссия, описали и отобрали все имущество, свели со двора скот. Мой дед Яков (отец моей мамы) каким-то образом не отдал своих лошадей и сани, чтобы ехать на них в ссылку. И вот в сретенские морозы они вместе с обозом из таких же несчастных раскулаченных людей под конвоем были депортированы в Сибирь. Ехали на обыкновенных открытых санях целый месяц до Увата, останавливались иногда в деревнях. Дорога тяжелая, мороз страшный, по пути умирали грудные дети, их даже не хоронили, оставляли на обочине дорог в снегу. В Увате ссыльных расселили по избам дожидаться навигации. А в мае река открылась, и на большом пароходе их повезли по Иртышу, останавливаясь периодически, сгружали людей группами прямо на открытый берег и оставляли. Их семью высадили подальше деревни Кеушки Октябрьского района. Хлеб давали только тем, кто работал. И мама, тогда еще 14-летняя девочка, стала опухать от голода, мачеха пошла к коменданту и попросила помочь. Тот отвез подростка в деревню, с берега она едва дошла до первого попавшегося дома. Постучала, ей открыли. В избе жила семья ханты. Девочка попросилась к ним в няньки. Ее взяли с удовольствием, потому что жена хозяина оказалась женщиной больной, а надо было ухаживать за ребенком, содержать хозяйство. Эти люди оказались добрыми, относились к ней хорошо, на хорошем питании мама быстро поправилась. 

Мастера на все руки 
Мама нашей героини, будучи подростком, как настоящая крестьянка, умело вела домашнее хозяйство, умела шить. Кстати, это умение потом помогало не раз: всю одежду на себя, мужа, свекровь, на своих детей она могла шить самостоятельно. Умение собственными руками делать много нужных и важных для жизни вещей оказалось очень полезным. Например, ее папа, Степан Григорьевич, тоже, кстати, из семьи ссыльных, был мастером на все руки. От несчастного случая он погиб в молодом возрасте. Дом, вся мебель, кухонная утварь были сделаны его руками. Он шил обувь, причем умел отремонтировать вещи так, что они служили долго и могли быть проще и удобнее в обслуживании. Например, отец смастерил всей семье зимние сапоги из коровьей шкуры, просмолил, и поэтому ноги никогда не промокали. Наша героиня Вера Степановна была младшей дочерью Татьяны и Степана Колчановых, и родилась вскоре после смерти отца. Ее мама осталась беременной одна с четырьмя детьми. 


Хотите жить – ройте землянки
– Мама часто вспоминала, как муж говорил ей: «Таня, смотри, как я делаю, учись», – рассказывает наша героиня. – Как будто он чувствовал, что скоро его не станет. Семью моего отца, как и семью мамы, сослали. Выселили в то место, где сейчас стоит поселок Кедровый, тоже на голый берег. «Хотите жить – ройте землю, стройте землянки», – сказали им. 
Семья отца работала на заготовке леса. Если они выполняли норму, им выдавали 500 грамм хлеба. Вот и все пропитание на семью. На следующее лето ссыльным разрешили построить несколько домов, в каждом жили по четыре, пять семей, лишь бы под крышей. Впоследствии все семьи построили себе по дому, стали организовывать колхоз. В это время начал строиться Ханты-Мансийск, поэтому холостую молодежь забирали в город для работы, там родители познакомились, а позже они поженились. Она работала на рыбокомбинате в Самарово, а отец в это время – плотником. Они проработали в городе три года и вернулись, поскольку в Кедровом папа построил себе дом, там осталась его мать. Во время войны отцу колхоз дал бронь – освобождение от призыва в армию как крайне необходимому для работы человеку. Но им с мамой и другими односельчанами приходилось очень много работать на лесозаготовках и на ловле рыбы, так как был план, никому поблажек не было. 

Работа за себя и мужа
После смерти мужа Татьяне Яковлевне помогала ее свекровь, она не была родной матерью для него, но именно на ее плечи легло воспитание детей, так как молодой вдове пришлось работать и за себя, и за мужа. 
– Мама с подругой тетей Клавой Болотовой, которая тоже осталась вдовой с тремя детьми, пошли работать доярками, так как там давали больше трудодней, – продолжала Вера Степановна. – Работа была тяжелая. Доили вручную, в обязанности доярок входила уборка и кормление животных, обработка десяти соток картошки (посадить, прополоть, окучить и выкопать), а еще надо было заготовить сена на зиму и дрова для себя. Летом коров угоняли на другой луговой берег Оби, там они паслись, были кое-какие сооружения: навес, молоканка (там перерабатывали молоко). Никаких выходных им не было положено, коровы требовали дойки каждый день. Мы оставались с бабушкой на лето, вся работа по дому – на нас, но время на игры, купание в реке, ловлю рыбы у нас оставалось. Несмотря на такую тяжелую жизнь, труд, который был не под силу даже сильным мужчинам, наша мама всегда была в передовиках, получала грамоты, медали за доблестный труд, за материнство. Она выстояла, всем нам дала образование, помогала поднимать внуков и не очерствела сердцем, не затаила обиду и не обозлилась на страну и людей. И не только она, но и все ее сосланные односельчане – Трубины, Волохины, Дубровины, Болотовы, Калугины, Коркины и многие другие. Они в трудную минуту помогали друг другу и тем самым смогли выстоять и пережить все трудные годы. 

Люди как цифры…
Вера Степановна рассказывала мне о своих сестрах, брате, бабушке, других родственниках и знакомых, которые, как и ее родители, оказались в «жерновах истории» и стали жертвами политического режима. И для кого-то эти четыре миллиона погубленных людей – просто цифры, а для нее – душевная боль и скорбь.
– В середине девяностых мне пришли документы о реабилитации родных, там была опись имущества. Смотрите, что написано: постель, сапоги, подушки, тулуп, мука, три лошади, мелкий скот, три коровы. Вот за какое богатство их сослали, – со слезами на глазах сказала Вера Степановна. – Когда мы начали собирать документы на восстановление имущественного долга, почему-то в справке не были указаны дом и земля. И что тогда подавать в суд? Вот справки о посмертной реабилитации моей репрессированной семьи… А что с этого? Все они лежат здесь, в сырой земле…