Скрипит снежок под полозьями саней, что везет, похрапывая, крепкая лошадка по «веревочке». Возница ее не подгоняет – размеренным ходом везет она его и человека в большом тулупе – пассажира, что отправился из Сургута в Ханты-Мансийск. Путь дальний, долгий, а потому лошадь нужно беречь, да и о себе позаботиться. «Скорей бы уж до постоялого двора добраться. Там передохнем и отогреемся», – думает, взирая на белое безмолвие, пассажир.

Эх, прокачу!

«Веревочкой» на Руси называли зимнее пассажирское и почтовое сообщение с помощью ямской службы или вольных ямщиков. Пассажиры, как и наш путник, перевозились от станции к станции в специальных санях – кошевках. Интересно, что использовалась «веревочка» до середины прошлого столетия.

Бытовала «веревочка» и в наших краях. Зимы у нас долгие и морозные. Так что путь с крепкого ледостава до первых проталин на Оби использовался очень активно. Трудно описать этот санный путь, коли сам не путешествовал по нему. Однако я попытаюсь это сделать, используя воспоминания старожилов.

Итак, в середине прошлого столетия для организации движения по «веревочке» в Сургуте существовала специальная контора с говорящим названием «Автогужтранс».  Согласитесь, что название звучит несколько неуклюже для предприятия, занимающегося организацией санного пути. Можно было бы предположить, что «Автогужтранс» занимался перевозками автотранспортом, но тогда его еще в Сургуте не было и в помине. Так вот. Контора заключала договоры с колхозниками на перевозку почты и людей. В документе первым делом указывалась скорость передвижения по «веревочке» – не менее десяти километров в час. На перепряжку лошадей отводилось не более одного часа. Документ существовал больше «для порядка» – кто ж в зимнюю стужу будет тратить время на проверку скорости и перепряжку лошадей.

«Веревочкой» занимались также почти все колхозы, расположенные по берегам Оби: от Покура и Ваты до Сытомино и Сахалей. Из Сытомино можно было уехать в Лемпино, из Покура – в Островное, Орехово, Пасол. Из Сургута – добраться до Югана и Угута. Названия-то поселков какие! Жаль, что некоторых уж нет на карте Сургутского района. Кстати, по району напрямую «веревочка» тянулась километров на 400.  Если же добраться до Ханты-Мансийска, то оттуда можно было отправиться аж до Ларьяка – самого отдаленного поселка Югры, находящегося от окружного центра примерно за тысячу километров.

Колхоз был обязан сразу после ледостава расставить вехи вдоль дороги. Это было необходимо на тот случай, если конь плохо «следит» дорогу. Ведь зачастую она шла по многочисленным озерам или реке. Никому не пожелаешь заночевать, что называется, «в чистом поле» зимой. Как правило, для перевозки пассажиров колхозы выделяли добротных лошадей, но всякое могло случиться. Колхозники готовили также упряжь, кошевки, корм для лошадей. А что же наш пассажир?

В тулупе за пельменями

Пассажир, заплатив рубль за километр, уселся в сани. Поскольку теплое обмундирование было заботой путешествующих, то у него при себе имелся хороший тулуп, для ног – «топоры» (обувь из оленьей шкуры), для рук – теплые меховые рукавицы. Что ж, теперь можно и в путь отправляться. Хороша дорога в ясный морозный день! Искрится снег, поодаль видны деревья, укутанные в белые шубы. Час поездка длится, другой, и вот уж сквозь теплую одежку начинает пробирать морозец. Чтобы согреться, ничего не остается, кроме как пробежать немного за санями. Вот так и едет пассажир по «веревочке» – то вприпрыжку, то укутавшись в тулуп. Так и добрался до долгожданного «станка» (полустанка).

На каждом таком «станке» колхоз держал постоялый двор с платными услугами. За возможность обогреться нужно было заплатить рубль с человека. На постоялом дворе можно было испить горячего чаю, но опять же – за рубль. Существовали подножные, прорубные и другие виды оплаты. Они касались тех, кто ехал или шел обозом на своих лошадях. За уборку территории после них – «подножные», пять рублей, за водопой – «прорубные», три рубля, за сено и ночлег платили отдельную плату. Так же, как и за вкусные горячие пельмени, продававшиеся на развес. К пельменям предлагали и спирт. Стоит отметить, что им никто не злоупотреблял – каждый  путник понимал, насколько это опасно для дальнейшей дороги. В общем, колхоз в накладе не оставался. Наш же пассажир, передохнув и отведав горячих кушаний, приготовился к пути. Предстояло добраться до дальних национальных поселков, а это было уж не так просто.

Мы поедем и помчимся…

Дело всё в том, что туда «веревочка» не ходила из-за слишком больших расстояний. В Аган, Тром-Аган, Пим и в другие поселки добирались на оленях. В таких дальних поездках приходилось делать ночевки. Спали прямо в снегу, надев на себя все свое теплое снаряжение. Оленьи упряжки в Сургуте останавливались около уже известной нам конторы «Автогужтранс». Порой собиралось до 30–40 нарт. Выезжали из Сургута, как правило, под вечер и, доехав до первого оленьего пастбища, останавливались на ночевку. Одно из стойбищ располагалось на территории нынешнего аэропорта.

На нартах в нацпоселки частенько выезжали по делам и руководители Сургутского района. Вот какая история приключилась в молодости с будущим председателем Сургутского горисполкома Петром Мунаревым. Однажды вечером выехал он впервые в Тром-Аган, что в 100 километрах от Сургута, на нарте ненца Вылла Напаси. Подумал, что ехать туда часов восемь, и не стал брать с собой провиант. Прихватил только горсть конфет, а не подумал, что может быть ночевка в пути. Так вот. Проехав километров 30, Вылла свернул оленей в сторону, распряг их, надев на задние ноги деревянные колоды, чтоб не разбрелись. Олени стали кормиться ягелем, разгребая снег.

– За всё время Вылла сказал только два слова: «Жайм. Спать», – рассказывал Петр Александрович. – Забрал он с нарты мешок, топорик и закопченный медный чайник. С другой стороны дороги разжег костер и вскипятил чай. Разбил топориком мерзлую щуку и крикнул: «Эй, руть ики, тшай инти (Эй, русский мужик, чай пить)!» Спокойно напился чаю с патанкой (мерзлой щукой) и завалился спасть в снег. Я же всю ночь проплясал у костра, проклиная собственную глупость.

За проезд на нартах тоже брали рубль за километр. Поскольку у нашего знакомого пассажира на дорогу деньги были, он благополучно добрался до нужного ему поселка. Здесь мы и распрощаемся с ним, а сами попытаемся вернуться с командировочными в Сургут.

Кони добрые

Во многих организациях района были свои лошади для таких случаев. К примеру, секретари райкома партии частенько выезжали в колхозы на коне по кличке Загар. Начальник Сургутской нефтеразведки, легендарный Фарман Салманов, имел в распоряжении коня Казбека. В Банновском колхозе был замечательный тяжеловес Улдар. Сказывают, что он тонну рыбы вез до Сургута без отдыха. Отличные лошади были и в колхозах «Верный путь», «Луч», «Парижская коммуна».

Пока ехали, наслушались историй от возницы. К примеру, Тундринский колхоз проездную плату до Кушникова брал за 35 километров, а Кушниковский колхоз до Тундринского – за 36 километров. Или вот. Однажды загуляли бригадир с ямщиком (возница, правда, не сознался где), и встала «веревочка». Отправляли они пришедшего путника со словами: езжай один, а лошадь на постоялом дворе сдашь. А путник им: «Я ж дороги не знаю!» – «Да куда денешься с той дороги-то?! – отвечают ему. – Не заблудишься!»

Вот так и «доехали» мы с вами до Сургута. Плату командировочные, конечно, с нас не взяли. Кстати, бесплатно мы могли добраться еще и с почтой. Почтовых на постоялых дворах обслуживали тоже бесплатно. Правда, думается, за спирт с пельменями с них всё же высчитывали.

При подготовке материала были использованы сведения из книг: А.П. Мунарева «Так было, так начиналось» и И.П. Захарова «Моя земля»