В предстоящий понедельник, 15 февраля, православный мир отметит праздник Сретение Господне. На сороковой день после Рождества младенца Иисуса Христа принесли в Иерусалимский храм. Там его Святое семейство встретил Симеон Богоприимец. Он упоминается в Евангелии от Луки. Слово «Сретение» в переводе с церковнославянского языка означает «встреча». Свидание с Богом было пророчено Симеону. Взяв младенца на руки, он произнес: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко» (Лк. 2:29 – 32). Накануне мы встретились с клириком храма Рождества Пресвятой Богородицы Димитрием Ждановым.
– Отец Димитрий, каким образом православная церковь трактует этот праздник?
– В таком качестве он зародился примерно в IV веке. Само событие Сретения, описанное в Евангелии от Луки, можно понимать двояко. Со стороны Ветхого Завета оно объясняется исполнением иудейской традиции. Всякий человек мужского пола на сороковой день после рождения должен быть посвящен Богу. Особенно это касалось первенцев. А вот Новый Завет считает Сретением встречу Бога и человека. И она, конечно, символична. Если в Ветхом Завете Бог далек от людей и сложен для их личностного восприятия за исключением разве что праведников, то в Новом младенец Иисус Христос уже соединил в себе Божественную и человеческую природу. Люди увидели Его воочию. Тем самым Сретение – это еще и встреча Ветхого и Нового Заветов. Фактически этим праздником завершился сорокадневный цикл богоявления.
– Есть ли традиции, связанные со Сретением Господним?
– В православии в этот день было принято освящать свечи. Сейчас этот обычай тоже практикуется, но значительно реже, нежели в прежние времена. Постепенно он отживает свое. Более современное веяние состоит в том, что праздник Сретение считается Днем православной молодежи. Священники стараются проводить литургию именно для этого поколения. Но сейчас, во время пандемии, да еще и в понедельник, в Урае она вряд ли состоится. К тому же в храм молодые люди ходят нечасто.
– Отец Димитрий, православие призывает человека каяться в грехах. Особенно перед встречей с Богом, к которой нужно быть подготовленным. Однако бытует мнение, что покаяние покаянию рознь. Есть оно от души и считается даром Божьим. А есть – от головы – когда человек не столько раскаивается, сколько анализирует собственные действия, признавая за собой грехи лишь потому, что так считает церковь, а не он сам. Вы согласны с подобной точкой зрения?
– Наверное, она все же ближе восточной аскетике. Последняя воспринимает тело, а вместе с ним и разум, скажем так, отдельно от души. Что такое покаяние вообще? Если мы обратимся к древним языкам, то это слово в переводе как раз и означает «изменение ума, мышления, сознания». Причем эта перемена происходит в сторону приближения к Царствию Божиему. И если мы посмотрим на человека, то ни в восточной, ни в западной христианской традициях тело и душу никогда не воспринимали изолированными друг от друга субстанциями. Если у кого-то болит палец, врач не скажет: «Ну, это же всего лишь пальчик! Все остальное ведь не болит». Потому что знает: всему человеку от этой боли некомфортно. То же самое и с душой. Изменение ума, безусловно, должно начинаться из духовных побуждений. Но анализ и переосмысление своих действий при этом никто не отменял. Все это связано между собой, можно сказать, нитью незримою. И должно быть закреплено. А то бывает так, что человек покаялся, но не изменился. Наоборот, продолжает грешить. И это будет уже не покаянием, а чем-то вроде недолеченной болячки, раз уж мы коснулись медицинской терминологии. Покаяние как процесс очень сложный, длительный и уникальный для каждого человека.
– Вы сказали, что молодежь редко ходит в храм. Не слишком ли она погружена в мирское? Представители старшего поколения жалуются, что их младших родственников невозможно от компьютеров оторвать.
– Я бы не стал относиться к этому настолько категорично. Наш мир постоянно меняется. И с этим приходится мириться. Отменять веяние времени люди не в силах. Через десять лет тоже многое изменится. И говорить, что молодежь чем-то хуже нас, по меньшей мере некорректно. Любое поколение пытается адаптироваться к современным реалиям и переменам. И как можно осуждать за это людей?
У молодежи свои процессы социализации. Сейчас и само общение стало двояким: реальным и виртуальным. И последнее уже не может быть исключено из нашей жизни. Нам, взрослым, нужно смириться с этой данностью и перестать воспринимать ее негативно. Правильнее сделать это веяние времени, с позволения сказать, средством влияния.
А если брюзжать, мол, в ваших интернетах гадости одни, можно тем самым вызвать еще более агрессивную реакцию молодых людей, которым свойственны максимализм и крайности. Оценивать другое поколение, исходя из своих взглядов, попросту необъективно. Возможно, раньше такой подход себя оправдывал, потому что мир не менялся так стремительно, как сейчас. А молодежь всегда находилась и находится на острие этих перемен. Ее, кстати, осуждали во все эпохи. Даже в произведениях Платона и Аристотеля обвинения в адрес потомков почти такие же, что и сегодня. Поэтому нужно искать точки соприкосновения и строить мосты. Тогда молодежь, осваивая все перемены, может воспринимать опыт предыдущих поколений. Чтобы разрыв между ними был минимальным. Никакие изменения не должны быть властны над истинными ценностями.
– Насколько, по-вашему, изменилось умонастроение людей в эту непростую пандемийную эпоху?
– Говорить о каком-либо периоде, когда ты переживаешь его сам, очень сложно. Конечно, отношения между людьми не могут не меняться. Речь идет даже не только о прихожанах и тех, кто далек от религии. Меняются отношения внутри самой церкви. Оценить происходящее правильно и точно, наверное, можно только в будущем. Попытка сделать это сейчас, изнутри, чревата ошибками.
Очевидно, что за последний год храмы заметно опустели. Но я не знаю, плохо это или хорошо. Возможно, сейчас происходит какое-то очищение. Или же – отсев людей, для которых религия была не главной составляющей жизни, а привычкой или данью моде. Мне сложно судить, в какую сторону меняются отношения между людьми и к чему все это приведет. Это очень неблагодарный труд.
– Думаю, не ошибусь, если предположу, что священникам приходится сталкиваться с целым рядом сложностей. Что именно можно назвать самым тяжелым в пастырской деятельности?
– (Задумывается) Это очень сложно сформулировать досконально. Если человек действительно призван к служению Богу и пытается его осмыслить, то именно это самое осмысление, поиск себя, на мой взгляд, и есть самая сложная стезя священника, а не принятие исповеди, как, наверное, подумают некоторые читатели. Священники тоже меняются очень сильно. В первый год служения они не такие, как, скажем, в пятый. И это всегда связано с духовными кризисами, внутренними нравственными исканиями, которые не все способны даже признать, а не то что открыть. А переосмысление происходит всегда. Некоторые священники остро переживают эти кризисы. Другие реагируют спокойнее. Но они в любом случае есть.
– Где же черпать силы на преодоление этих кризисов?
– Конечно, напрашивается классический правильный ответ: в молитвах таинства. Но можно и дополнить его. Священник тоже человек и нуждается в отдыхе. После него он готов снова нести свой крест. Нужно научиться находить и давать себе этот выходной. Он позволит сохранить физические и психологические силы, необходимые для богослужений, общения с прихожанами, выполнения технической и хозяйственной работы в храме. Она не всегда видна со стороны, но сама по себе практически непрерывна.
– Отец Димитрий, спаси вас Бог за содержательный разговор. Не могли бы вы дать в его окончании небольшое наставление нашим читателям.
– Я хочу попросить их не судить ближних своих. Тем более опрометчиво. Нужно стараться вникнуть в проблему. А в современном обществе это, к сожалению, не принято. Человек видит, условно говоря, картинку и тут же осуждает ее. Но что стоит за этой самой картинкой, ему не дано знать и предугадать. Присматривайтесь к другим, старайтесь помочь по мере возможности. Да, мир будет сложнее. Но он станет и ярче!
Фото автора
Опубликованных комментариев пока нет.