Сердцем в Сургуте

В прошлом году наша газета объявила о проекте «История Югры в истории имен», посвященном 85­-летию округа. Мы рассказывали вам, нашим читателям, биографию региона через историю названий улиц наших городов и поселков, многие из которых носят имена знаменитых земляков. Тех, кто преображал своим трудом и талантом суровый сибирский край, приближая день сегодняшний. Юбилей округа миновал, но наш проект продолжается.

В Сургуте есть улица Бахилова: всего одиннадцать домов двенадцатом микрорайоне. Кто такой Василий Бахилов, старожилам объяснять не надо, а молодые вряд ли задумываются, чьим именем названа улица. Между тем без Бахилова, почетного гражданина Югры, история освоения югорских недр была бы неполной.

На Север

Он родился в Ишиме. Прервав учебу в Алапаевском гидрогеологическом техникуме, в 1940 году ушел в армию, до 1946­го служил на Дальнем Востоке. После войны работал инструктором в Ишимском горкоме партии.

В Ханты-­Мансийске оказался случайно, благодаря своему школьному другу – журналисту Михаилу Бударину.

– Приезжали вербовщики из Тюменского обкома партии, зовут молодых партработников на Север. Ты там часто бываешь. Скажи, стоит ли ехать? – как­-то завел Василий разговор с другом.

– Конечно, поезжай!

В сентябре 1950 года Василий Бахилов уже работал в Ханты-­Мансийске заведующим отделом горкома, а в декабре 1953­го был избран секретарем Сургутского райкома КПСС. Сургут стал для него судьбоносным.

Уже на пенсии, в Тюмени, Василий Васильевич с грустью признался: «Мое сердце осталось в Сургуте».

Нам сейчас трудно представить, с чего начинался современный Сургут. В воспоминаниях Бахилова северный город представлен так:

«1950 год. Население Сургута состояло из пяти тысяч человек – лесники, рыбаки­колхозники, ямщики и рабочие рыбоконсервного завода. Поселок делился на две части с разрывом почти в три километра. Западная называлась Сургут, а восточная – Черный Мыс. На Мысу располагался колхоз «Верный путь». От электростанции рыбозавода было проведено электричество, в самом же Сургуте пользовались керосиновыми лампами. Средствами передвижения служили зимой – олени, лошади, а летом – катера, пароходы. В командировки ездили по «веревочке». Вот что это такое. В Сургуте располагался гужтрест: тысяча лошадей и четыреста человек штата. Платишь за каждый час пути рубль и получаешь ямщика с упряжкой. Километров через двадцать, на почтовом «станке», лошадь меняли».

Этот край ему и предстояло обустраивать.

Мы найдём здесь нефть!

О том, как в Сургут пришли геологи и изменили вектор развития целого края, Бахилов вспоминал так:

«Наступило лето 1957 года. В один из жарких дней зашел в райком партии паренек, чернявый, по-­кавказски загорелый, с черными блестящими глазами.

– Салманов. Геолог. Прибыл к вам начальником нефтеразведки.

Удивлению нашему не было границ. Какой нефтеразведки?! У нас и в помине ее нет! Стали объяснять, что в окрестностях уже искали нефть, но, увы, ничего не обнаружили.

– Знаю, – ответил он. – Но будем искать снова. Нас сначала будет немного, несколько десятков человек. Потом здесь создадут экспедицию в тысячу человек! У нас появятся тракторы, грузовики, буровые станки. Мы построим в Сургуте свою производственную базу. Государство отпускает большие средства на проведение геологических работ в районе Средней Оби.

Мы слушали не шелохнувшись. Увлеченность этого человека, энтузиазм передались и нам. А Салманов продолжал, все более воодушевляясь:

– Мы нефть обязательно найдем. Понимаете, под нами ковш, огромный-­огромный ковш – и в нем нефть. Все ее признаки налицо».

С приходом геологоразведчиков в кабинете Бахилова кроме карты района появилась и другая: на ней он отмечал расположение буровых бригад, номера пробуренных скважин. Правда, пока они оставались «сухими». И это огорчало его. Четыре года прошло с того времени, как баржи Салманова выгрузились в Сургуте. Но нефти в Среднем Приобье так и не нашли. Часто нефтеразведочная экспедиция жила на грани ликвидации. Но Бахилов геологов не сдавал, говорил: «они наши». И экспедицию не расформировывали.

– Да будет она, Василий Васильевич, нюхом чувствую, что мы на верном пути, есть тут нефть! – уверял Салманов расстроенного партсекретаря.

Бахилов ворчал:

– Поверим вам, Салманов, но предупреждаю, что впредь жестоко будем карать ваших специалистов, в первую очередь лично вас, за варварское отношение к природе.

Бахилов, быть может, был первым, кто стал задумываться о цене промышленного освоения огромной территории. Без всякого «Гринписа» он понимал: если не сохраним природу, грош цена всем геологическим открытиям.

– Вы что, варяги в чужом краю? – отчитывал он геологов. – Рыбнадзор бьет тревогу: по Агану и Оби плывет мазут, лес ломаете гусеницами тракторов и вездеходов, браконьерствуете... Пора одуматься!

Салманов на критику Бахилова не обижался.

В марте 1961 года в среднем течении Оби открыли скважину № 1 на Мегионской площади. «За мегионским последовали два фонтана из Усть-­Балыкских скважин № 61 и 62... А в мае 1964 года из скважины № 80, первой на Средней Оби, пошла в наливную баржу промышленная нефть! 26 мая мы провожали нашу нефть в Омск на нефтеперерабатывающий завод...» – написал Василий Бахилов в своей книге «Дорога к нефти». Он был одним из первых, кто поздравил геологов с победой.

Сургут ликовал. Все жили нефтью. Бредили нефтью. Бахилов верил: люди заживут по­-человечески благодаря ей.

Прямая походка

– Когда мы, нефтяники, впервые весной 1964 года появились в Сургуте, там проживало всего-­навсего около пяти тысяч человек, – рассказывал мне бывший министр нефтяной промышленности СССР Лев Чурилов. В 1964 году он работал главным инженером управления «Сургутнефть». С Бахиловым они с тех пор крепко дружили.

«Густые, кустистые брови над небольшими карими и очень внимательными за стеклами очков глазами. Высокий, несколько покатый лоб. Беспокойные руки – руки крестьянина. Очень прямая походка, размашистые шаги. – Таким запомнился ему Бахилов. – Он не походил на секретаря райкома. Скорее, на уставшего директора предприятия».

И было отчего уставать: в Сургуте к 1965 году обосновалось около 90 совершенно новых организаций, которые должны были участвовать в освоении нефтяных залежей. И всех прибывших людей нужно было куда-­то поселить, накормить... Все заботы легли на плечи Василия Васильевича. Но они не были ему в тягость.

Интересно было наблюдать, рассказывали соратники Бахилова, как менялось отношение к нему высоких гостей из Москвы или Тюмени. Сначала гость держит себя надменно (подумаешь, какой-­то секретарь райкома, их он сотни видел). Но проходил час-­другой – несколько точных вопросов и корректных ответов Бахилова, и барская спесь с гостя слетала мгновенно. Бахилова хорошо знал наведывавшийся в область председатель правительства Алексей Косыгин, не раз просил Василия Васильевича «подкачать нефть».

Бахилову до всего было дело. Он открывал музыкальную школу и строил жилье, интересовался, чем кормят нефтяников, и болел за метры проходки. В 1971 году ему, тогда единственному из партийных работников округа, было присвоено звание Героя Социалистического Труда. А годом раньше Василия Васильевича перевели на новый ответственный участок – в Нижневартовск: там начиналась эра Самотлора. В тюменском обкоме знали: Бахилов не подведет. Но чего это стоило…

Население увеличивалось на десять тысяч человек в год, а в поселке не было ни канализации, ни нормального водоснабжения. Возглавляемый Бахиловым горком стал штабом огромной стройки. И именно при нем рабочий поселок Нижневартовский был преобразован в город Нижневартовск. «Бахилов оставил после себя города», – говорят его соратники. И это правда.

В 1973 году Василия Васильевича избрали первым секретарем Ханты­-Мансийского окружного комитета партии. С этого момента начался закат его партийной карьеры. Прямота, присущая Бахилову, кому-­то показалась избыточной. Ему советовали поменьше критиковать московские власти за выбранную стратегию развития нефтегазовой провинции. Бахилов же считал, что люди, приносящие стране нефтедоллары, должны быть переселены из балков в современное благоустроенное жилье. В 1975 году его назначают секретарем областного совета профсоюзов, Василий Бахилов уезжает в Тюмень.

Он ушел из жизни слишком рано – в 63 года. Говорят, сказались нервные перегрузки на Севере. А может быть, без них-­то он и не смог жить на тихой профсоюзной работе. Жить вполнакала он так и не научился. Или не захотел.

Именем Бахилова названы улица в Сургуте, месторождение в Нижневартовском районе, теплоход, авиалайнер Ту-154 авиапарка «ЮТэйр». На родине – в Ишиме, а также в Сургуте и Тюмени установлены мемориальные доски.